Александр Котлер - Неизвестный С.

– Ну прям о-о-очень интересно, – с иронией заметил Грум, вспоминая, как Гриня впервые появился на пороге его дома.

Рассказчик громко прокашлялся, не придавая значения сарказму в голосе дракона, и поведал притчу, которая прекрасно известна любому зелёному человечку, от мала до велика.

…Жила-была Белка. Обычная такая – шубка беличья, слегка поношенная, комфортабельное дупло с видом на рощу, внутри всё удобненько: мебель какая-никакая – не новая, но вполне приличная, чуланчик не пустой, а с запасами, умывальник из дубовой коры с капельками росы, даже розовый шкаф с шубой на выход, а ещё кресло-качалка – правда, ветхое, подобранное на улице. В общем, всё как у всех… Вот только на двери её беличьего жилища висела вывеска: «Беркут». В глубине души ей всегда хотелось быть птицей высокого полёта…

Было у Белки хобби: больше всего на свете она любила художничать. Бывает, проснётся ночью, хвать кисть да краски и давай до утра ватманы размалёвывать. Даже во сне рисовала, жаль только, когда просыпалась, не получалось у неё перенести дивные узоры из сна в реальность, уж больно быстро они таяли под лучами утреннего солнца.

И была у Белки одна тайна. Случалось, причём абсолютно непредсказуемо, что в её беличьих хоромах под старым креслом вдруг появлялся орех. Из ниоткуда. Раз – и орех! Сколько она ни пыталась выследить, откуда он брался, всё без толку. Куда там, чудо – оно и есть чудо: бамс – и новый орех тут как тут. Привыкла Белка к этому диву дивному, но никому о нём не рассказывала. Бережно протирала внезапно появившийся орех от пыли и уносила в кладовку.

Однажды посетила её гениальная мысль: а что, если разрисовывать орехи? Так сказать, узорничать. Вот так и появилось у неё новое увлечение, и совсем скоро она уже души в нём не чаяла.

Как-то раз во время вечерней прогулки (была у неё такая слабость – в часы заката попрыгать с ветки на ветку, шубку выгулять) увидела наша Белка двух других, неизвестных ей, видимо, нездешних. Незнакомки раскрашивали ореховую скорлупу. Восторгу нашей Белки не было предела! Серая и Пятнистая (так и будем их величать) уверенными крупными мазками наносили краску, и получалось у них очень неплохо, а если честно, то даже намного лучше, чем у неё самой. Не скрывая восторга, Белка пригласила новых знакомых в гости. Им, бездомным белкам-кочевницам, ой как нелегко жилось в наших краях, да и орехов своих у них не было – что найдут, то и раскрашивают.

Поделилась Белка с ними своей тайной, и стали жить они вместе. Серая с Пятнистой очень быстро освоились и даже переставили кое-какую мебель, но нашу Белку это не смущало: она сама настолько ценила собственную свободу, что ограничивать в чём-то новых приятельниц было бы нечестно.

Время шло. Разукрашенных орехов становилось всё больше и больше. Беличий восторг начал понемногу таять – совместной работы не получалось: сядет каждый в своём углу и давай малевать от рассвета до заката. А со временем заметила хозяйка, что разрисованные орехи Серой и Пятнистой хотя и были красивы, но слишком однообразны и даже скучны – не было в них ни малейшей искорки фантазии…

А тут ещё всякие странности начали происходить: вещи в жилище стали вдруг пропадать, а вернее, меняться. Её старое удобное кресло-качалка было обнаружено на мусорке в двух полянах от дома, вместо него же появился жутко неудобный табурет на трёх ножках-шпильках с ядовито-жёлтым шурупом в центре.

Вскоре такая же участь постигла и ветхий, но ещё вполне пригодный розовый шкаф со всем скарбом и почти не ношенной шубкой на выход. Белка молча сносила неудобства. Что поделать, свобода – она для всех!

В один прекрасный день в доме появился новый орех. Он был абсолютно не похож на предыдущие. Его скорлупа отливала лёгким нездешним светом, а после того, как стёрли пыль, оказалось, что орех почти лиловый! Все восторженно рассматривали находку. Но с новым орехом появилась и новая задачка: белки никак не могли решить, кто же возьмётся за этот чудо-плод. Наша Белка на правах хозяйки, о которых все уже и позабыли давно, конечно же, настаивала на своей кандидатуре, но осмелевшие Серая с Пятнистой ей не уступали. В конце концов под вечер постановили, что раскрашивать будут вместе, ибо кто знает, когда ещё в жизни выпадет подобный невероятный шанс. Все облегчённо вздохнули, радуясь собственной мудрости.

Окрылённая, Белка решила прогуляться. В предвкушении новой работы она воодушевлённо скакала с ветки на ветку и не могла нарадоваться предстоящему счастью. Вернулась на закате. Но… как ни пыталась она отпереть входную дверь, всё впустую – ключик, что всегда болтался у неё на шее и с которым она никогда в жизни не расставалась, больше не подходил к замку. К тому же на двери вместо прежней таблички «Беркут», переливаясь в лучах уходящего солнца, висела свежая глянцевая вывеска: «Здесь живут великие мастера кисти и краски – Пятнистая и Серая».

Так наша горемычная Белка домой и не попала… Погоревала-поплакала, но вскоре нашла себе новое жилище.

Правду сказать, что как только наша героиня перестала появляться в своём бывшем жилище, чудесным образом возникавшие орехи тоже исчезли. Чего только Серая с Пятнистой не делали, но чуда больше не происходило. Говорят, старый великан вырвал дерево с корнем да бросил в костёр холодным зимним вечером, так что новые хозяева еле успели ноги унести.

Наша же белка прижилась в новом доме, и там вскоре тоже стал появляться орех, правда, больше она об этом уже никому не рассказывала.

Гриня громко отхлебнул чай и подытожил:

– У нас говорят: счастье тишину любит…

Грум грустно улыбнулся:

– Я понял, о чём сказка, только мы, драконы, считаем, что хорошего в этом мире всё-таки куда больше, чем плохого, добрых людей – намного больше, чем злых, и что…

Он так и не закончил фразу, ему показалось, будто едкое марево затуманило глаза, по затылку пробежал холодок, в груди защемило, а в ушах громко и отчётливо зазвучал чей-то незнакомый голос:

– Дракон! Ты слышишь меня, Дракон?

Грум замер словно каменная статуя…

Он пришёл в себя, когда почувствовал, что кто-то тормошит его, хлещет по щекам и щёлкает по носу.

– Что с тобой?! Ты как будто отправился за тридевять земель, а тушку свою крылатую тут забыл! Заснул на полуслове! Я уже битый час зову тебя, а ты всё молчишь… не откликаешься, – встревоженный Гриня пристально рассматривал дракона.

– Ничего… – задумчиво проговорил Грум и помотал головой, будто стряхивая с себя остатки сна или отгоняя прочь назойливых мух. В груди с левой стороны, там, где полагалось быть сердцу, он чувствовал леденящий холод. Давненько уже старая рана не напоминала о себе…

«Надо бы навестить Эдварда с Агнессой, а то что-то неладное творится со мной. Голоса в голове ещё ни к чему хорошему не приводили», – подумалось ему. Вслух же Грум проговорил: