Ганс Андерсен - Самые лучшие сказки

Дело было в Копенгагене, на Восточной улице, недалеко от Новой Королевской площади. В одном доме собралось большое общество – иногда ведь приходится принимать гостей, – зато потом и сам можешь надеяться на приглашение. Часть гостей уселась за карточные столы, другая – окружила хозяйку, предложившую придумать тоже какое-нибудь занятие, а пока потекла неторопливая беседа.

Разговор зашел, между прочим, о средних веках, и некоторые утверждали, что те времена куда лучше наших. Особенно горячо настаивал на этом советник Кнап, к нему присоединилась хозяйка дома, и вдвоем они стали опровергать мысль Эрстеда, доказывавшего в новом альманахе, что наше время гораздо выше средних веков. Самою лучшею и счастливейшею порой советник признавал времена короля Ганса.

Пока идет этот спор, который прервался лишь на минуту, когда принесли вечернюю газету, в которой, впрочем, нечего было читать, заглянем в переднюю, где остались пальто, трости, зонтики и калоши. Тут сидели две женщины, молодая и пожилая, сопровождавшие, по-видимому, каких-нибудь старых барынь и вдовушек. Присмотревшись повнимательнее, всякий, однако, заметил бы, что они не простые служанки: руки их были слишком нежны, осанка и все движения слишком величественны, да и платье отличалось каким-то особенно смелым, своеобразным покроем. Это были две феи: младшая из них была если и не сама фея Счастья, то горничная одной из ее камер-фрейлин, обязанностью которой было приносить людям маленькие дары счастья; пожилая, смотревшая серьезно и озабоченно, была фея Печали, всегда выполнявшая свою грустную работу сама, – таким образом она, по крайней мере, знала, что все сделано как следует.

Они рассказывали друг другу, где побывали в этот день. Горничной одной из камер-фрейлин феи Счастья удалось исполнить сегодня лишь несколько мелких поручений: спасти от ливня чью-то новую шляпу, передать одному почтенному человеку поклон от важного ничтожества и т. п. Зато в запасе у нее было кое-что необыкновенное.

– Дело в том, – сказала она, – что сегодня день моего рождения, и в честь этого мне дали пару калош, которые я должна подарить людям. Калоши эти обладают чудесным свойством переносить каждого, кто наденет их, в любое место или в любую эпоху по его желанию – и человек станет, наконец, воистину счастливым!

– Как бы не так! – сказала фея Печали. – Твои калоши принесут ему истинное несчастье, и он благословит ту минуту, когда избавится от них!

– Ну вот еще! – сказала младшая из фей. – Я поставлю их тут у дверей, кто-нибудь по ошибке наденет их вместо своих и станет счастливым.

Вот какой был разговор.

Было уже поздно. Советник Кнап, продолжая размышлять о прекрасных временах короля Ганса, собрался домой. И надо же такому случиться, что вместо своих калош он надел калоши Счастья. Как только он вышел в них на улицу, волшебная сила калош сразу перенесла его во времена короля Ганса, и ноги его в ту же минуту увязли в непролазной грязи – в то время еще не было тротуаров.

– Вот грязища-то! Ужас что такое! – воскликнул советник. – Вся дорога затоплена, и ни одного фонаря!

Луна поднялась еще не высоко, стоял густой туман, и все вокруг тонуло во мраке. На ближайшем углу висел образ Мадонны [1] Во времена короля Ганса в Дании господствовало еще католичество. (Примеч. перев.) , и перед ним зажженная лампада. Свет от нее был так слаб, что советник заметил его лишь поравнявшись с образом вплотную.

– Нy вот, – сказал он, – тут, верно, выставка картин, и они забыли одну убрать на ночь.

В это время мимо советника прошло несколько человек в средневековых костюмах.

– Что это они так вырядились? Должно быть, на маскараде были! – удивился советник.

Вдруг послышались барабанный бой и трель дудок, замелькали факелы. Советника остановило странное зрелище: по улице двигалась процессия – впереди шли барабанщики, усердно работавшие палочками, за ними солдаты, вооруженные луками и арбалетами. Вся эта свита сопровождала какое-то знатное духовное лицо. Пораженный советник спросил, что означает это шествие и что это за важное лицо?

– Епископ Зеландский! – ответили ему.

– Господи помилуй! Что такое приключилось с епископом? – вздохнул советник, качая головой. – Нет, не может быть, чтобы это был епископ!

Размышляя о только что виденном и не глядя по сторонам, советник вышел на площадь Высокого моста. Моста, ведущего к дворцу, на месте, однако, не оказалось, и советник впотьмах едва разглядел какой-то широкий ручей да лодку, в которой сидело двое парней.

– Господину угодно на Остров? – спросили они.

– На Остров? – переспросил советник, не подозревавший, что блуждает в средних веках. – Мне надо в Христианову гавань, на Малую Торговую улицу.

Парни изумленно посмотрели на него.

– Скажите мне, по крайней мере, где мост! – продолжал советник. – Ведь это безобразие! Не горит ни единого фонаря, и такая грязь, словно шагаешь по болоту.

Но чем больше он говорил с ними, тем меньше понимал их.

– Не понимаю я вашей борнгольмщины! [2] Борнгольмское наречие довольно сильно отличается от господствующего в Дании зеландского наречия. (Примеч. перев.) – рассердился советник, наконец, и повернулся к ним спиной.

Однако ни моста, ни переправы ему так и не удалось найти.

– Что же это такое?! – возмутился он.

Никогда еще реальность не казалась ему такой жалкой, как в данную минуту!

«Лучше взять извозчика! – подумал он. – Но куда же они все подевались? Ни одного! Вернусь на Новую Королевскую площадь, там, наверное, стоят экипажи! Иначе мне вовек не добраться до Христиановой гавани».

Он снова вернулся на Восточную улицу и уже почти прошел ее, когда над головой его всплыла луна.

– Боже милостивый! Что это тут нагородили? – изумился он, увидев перед собой Восточные городские ворота, которыми заканчивалась Восточная улица в средние века.

Наконец он отыскал калитку и вышел на нынешнюю Новую Королевскую площадь, которая в те времена была большим лугом. Кое-где торчали кусты, а посредине протекал не то ручей, не то канал. На противоположном берегу виднелись жалкие деревянные лачуги, в которых ютились лавки алландских шкиперов, отчего и само место называлось Алландским мысом.

– Или это мираж, фата-моргана, или я пьян! – заохал советник. – Что же это такое? Что же это такое?

Он опять повернул назад в полной уверенности, что болен. На этот раз он внимательней смотрел по сторонам и заметил, что большинство домов построено пополам из кирпичей и бревен и многие крыты соломой.