Худайберды Тухтабаев - Конец Желтого Дива

— Хашимджан, что же ты не поздороваешься с гостем? — окликнул меня папа.

— Сейчас, папочка, только умоюсь.

— Иди вначале поздоровайся, невежа!

В этот миг участковый вскочил с места и, вытянув перед собой обе руки, направился ко мне.

— О-о, Хашимджан, как ты вырос, братец!

— Уж росту бог для него не пожалел, — тут же вставила бабушка. — Только дал он это ему вместе ума.

— Настоящий джигит таким и должен быть, высоким, — сказал участковый, пожимая мне руку. А я в это время лихорадочно думал: «Бежать или не бежать?»

С виду товарищ милиционер вроде бы настроен доброжелательно, решил я. (Впрочем, из какой-то книжки я знал, что преступники не имеют права называть их иначе, как «гражданином»). Надо посмотреть, что произойдет дальше, а смыться — всегда успеется.

Я присел на краешек сури. Папа и дядя… то есть гражданин участковый быстренько так, чтобы я не заметил, переглянулись.

— Да раскрой же рот, Кузы, или ты и собственного ребенка стесняешься?! — взорвалась вдруг бабушка.

Бедный мой папа! Совсем говорить не умеет — просто удивительно! Он вроде бы родился только работать, а я — языком чесать.

Папа откашлялся, сел поудобнее, потом снял тюбетейку, ударил ею о ладонь левой руки и, словно не зная, что делать дальше, надел на голову.

— Ну так вот, сынок… Чаю хочешь?

— Нет, не хочется что-то.

— Вот так, сынок, ты ведь знаешь, кем я мечтал стать, когда был молодым. Я ведь тебе рассказывал.

— Вы мечтали стать милиционером.

— А почему меня не приняли в милицию, ты помнишь?

— Потому что вы были глухим.

— Не глухим, а просто плоховато слышал. А сейчас, сам знаешь, этот недуг как-то сам собой прошел. Ну так вот, ты помнишь, почему я мечтал стать милиционером?

— Потому что один милиционер спас вас от смерти, а сам умер.

— Не умер, а погиб. Погиб смертью храбрых, — вставил со стороны участковый.

— Чей портрет висит у нас дома на самом почетном месте? — продолжал допрос папа.

— Портрет покойного капитана Акрамова, — продолжал я отвечать без запинки.

На лбу папы заискрились мелкие капельки пота. Он поискал в карманах носовой платок и, не найдя, хотел вытереть лоб уголком дастархана, но бабушка тотчас подала голос:

— Хоть ты и седеть начал, Кузы, а ведешь себя, как ребенок. Оставь дастархан в покое!

— Седеть-то я начал, — не сдался папа, хотя оставил дастархан в покое, — но каково втолковать что-нибудь в башку вашего Хашимджана, вы ведь не знаете!

— Ну, не так уж он глуп!

Начиналась обычная между отцом и бабушкой дискуссия: хороший я или плохой. Если папа говорит «плохой», бабушка твердит обратное, а если бабушка говорит «плохой», то папа утверждает, что я отличный малый. Словом, подобная ситуация многим знакома, даже рассказывать неинтересно…

Куда интереснее вспомнить случай, который случился с папой лет двадцать тому назад, когда меня еще и на свете не было. Поехал он однажды в город поздней осенью. Хотел продать весь виноград, чтобы выручить побольше денег, — тогда он смог бы жениться на моей маме. Пока папа распродал виноград, стемнело, а когда выбрался из города, то уже было совсем темно, хоть глаз выколи. И тут на него налетели грабители.

— Давай сюда деньги! — заорали они.

Папа в ответ так громко завопил, что, говорят, земля затряслась, как при землетрясении. А в этот момент невдалеке проезжал милиционер на велосипеде, вез на раме свою маленькую дочку. Главное, при нем и пистолета не было. Но, несмотря на все это, он соскочил с велосипеда, прибежал и бросился на грабителей. Папа здорово обрадовался неожиданной помощи, подхватил свой мешок с покупками и — ноги в руки, километров пятьдесят в час давал. Не знаю, то ли он испугался, что отберут у него денежки, то ли побоялся, что при драке могут порвать рубашку и за это влетит ему от бабушки по первое число. Не знаю, что он там думал, но деру дал… А через шесть дней увидел в газете фотографию в черной рамке и некролог. Поняв, что этот человет — тот милиционер, который спас его, он еще раз дико заорал и стал колотить себя по голове кулаками. Потом пришел в дом покойного и заявил, что это он виноват в смерти товарища Акрамова. Но разве можно было облегчить этим горе жены и дочки капитана?.. Тогда папа направился в отделение милиции, где служил Акрамов, рассказал все как было и попросил принять его к ним на службу. В тот день ничего определенного ему не ответили, но и не отказали. Вскоре папа прошел комиссию, которая его забраковала. Из-за уха.

— Пусть я плоховато слышу, но работать смогу, — настаивал папа.

— Нет, вылечите сначала ухо, а потом приходите, — посоветовал ему начальник милиции.

…Вдоволь поспорив с бабушкой, папа снова взялся за меня. Он разъяснил мне, наконец, что все уши прожужжал нашему участковому, прося взять меня в ученики, сделать из меня милиционера.

После папы заговорил участковый. Оказывается, недавно в городе открылась средняя школа, которая готовит молодых милиционеров. Оттуда прислали письмо с печатью, в котором просят подыскать и направить в школу достойного парня, вроде меня. Наш участковый не долго думал, сразу вспомнил обо мне. Написал в школу, какой я смелый, как помог разоблачить «муллу» — жулика Янгока-кары, поймать опасного преступника Султанова. Тогда пришел вызов от начальника той самой школы, в котором говорилось: «Срочно доставить к нам того самого Хашимджана Кузыева». Наш добрый участковый сразу же поехал на поле, к папе, показал ему вызов, сказал, что надо принимать решение. «Я-то согласен, — ответил отец. — Надо уговорить бабушку и маму Хашимджана. Приходите вечером, вместе это и сделаем».

Участковый пришел к нам, когда я спал, расстроенный встречей с новым парикмахером. Меня будить не стали. Все сели в кружок и обсудили мой вопрос. Бабушка заявила: «Я согласна с тем, чтобы мой внучек пошел в милицию, чтобы он успокоил дух того хорошего человека, который отдал сбою жизнь ради моего единственного сына. Но я бы хотела, если ему доведется повстречаться с бандитами, чтобы он лучше свистел в свисток или стрелял издали из пистолета». Сестренка Донохон потребовала: «Если мой брат Хашимджан станет милиционером, то пусть он посадит в тюрьму Артыка Разноцветные глаза, который дергает меня за косички и мешает слушать уроки». А Айшахон, конечно, все это решила использовать по-своему. Она сказала: «Ур-ра, когда мой брат-милиционер уснет, я стащу его свисток и целый день буду свистеть в него!» Короче говоря, все успели надеть милицейскую форму на своего любимого внука, сына и брата, успели даже похитить его свисток, но сам будущий милиционер ничего не знал обо всем этом…

— Вот такие дела, — заключил свою речь наш добрый участковый. — Все уже что-то решили, а как ты думаешь сам?