Сакариас Топелиус - Колокола

– Да, – сказал мальчик, – посмотри, как ясно светит звездочка сквозь листву березы! Теперь мы нашли наш дом, теперь мы не пойдем дальше, сестра!

– Милые дети, – сказал отец, – жизнь человека на земле состоит в вечном странствии к вечной цели! Продолжайте идти вперед, идите с Богом в сердце к вечной цели! Вы бодро шли вперед, имея ангелов путеводителями; о, пусть они и впредь указывают вам путь! Вы стремились к березе: она для вас означала родину. Хорошо, пусть родина будет целью вашей любви и вашей работы всю вашу жизнь! Вы стремились к звездочке: она означает жизнь вечную. Хорошо, пусть звездочка эта светит всю вашу жизнь!

– Аминь, да будет так! – сказали дети и мать, набожно складывая руки.

Много лет тому назад жил в городе Раумо (в Финляндии) богатый купец по имени Гульдберг; да и чего бы, кажется, ему недоставало? У него был большой нос, маленький мальчик и много кораблей, которые привозили из дальних стран кофе, сахар, имбирь, кардамон и мускатный орех.

Никогда ни с одним из его кораблей не случалось несчастий; только раз с одним большим кораблем по имени «Нептун» случилось большое несчастье. Этот корабль, которым управлял капитан Скуг, шел из Америки с грузом хлопка. Хлопок загорелся, и «Нептун» сгорел в океане со всем своим грузом. Сгорел также и капитан, так как он не хотел покидать погибавший корабль до самой последней минуты.

Гульдберг горевал о погибшем корабле, как будто половина его сердца сгорела на море, и никогда не мог он простить капитану Скугу, что хлопок загорелся. Зачем капитан купил такой хлопок? Да, может быть, хлопок загорелся и не сам собой? Может быть, матросы ходили в трюм с огнем? И почему это капитан Скуг не наблюдал лучше за порядком на корабле?

Когда экипаж погибшего корабля возвратился в Раумо, то матросы под присягой давали показания.

Все поклялись, что капитан Скуг соблюдал образцовый порядок и, как капитан, был мастер своего дела. Но Гульдберг этому не верил. Скуг уже давно должен был ему некоторую сумму, которую Гульдберг и взыскал с вдовы погибшего.

Вдова капитана Скуга была очень бедна, у нее был маленький мальчик по имени Бьерн. Она должна была продать свой маленький домик, чтобы заплатить Гульдбергу долг мужа, и теперь она не знала, как ей прокормить себя и своего милого мальчика.

К несчастью, она была красива. И вот в один прекрасный день купец Гульдберг, который также был вдов, нарядился в синий фрак с блестящими пуговицами, красный жилет и белые панталоны, явился с большим своим носом к вдове Скуга и сказал:

– Сударыня, ваш муж, как вам известно, сжег мой корабль; как могли вы когда-нибудь связать свою жизнь с таким человеком? Но я великодушно прощаю вам этот необдуманный шаг, вас ожидает великая честь: вы будете моей женой. Надеюсь, это вас очень радует.

Бедняжка вовсе не обрадовалась этой чести, но что же ей было делать. У нее был маленький мальчуган, который хотел кушать и которому было холодно, а потому скрепя сердце она дала свое согласие и стала женой Гульдберга. Маленького Бьерна захватили в придачу, и он стал пасынком Гульдберга.

Родного сына Гульдберга звали Моисеем, но так как он шепелявил и не мог как следует произносить своего имени, то его прозвали Мозепом. Его кормили сдобными булками и миндальным молоком, наряжали в бархатные платья, жил он в комнатах у папеньки и мог делать все, что ему угодно. Бьерн ел сухой хлеб со слугами, спал в людской на соломе, одевался в грубое поношенное платье и был на побегушках. Ему приходилось много работать, часто его незаслуженно секли, Мозеп колотил и дразнил его. Конечно, хорошо воспитываться в более веселой и хорошей обстановке, но не всегда дурно претерпеть горе и нужду. Из Мозепа вышел негодный и ленивый мальчишка, тогда как Бьерн вырос и окреп, и стал скромным, ловким и отзывчивым на все хорошее. Иногда, когда Мозеп бил его и сваливал на него свои шалости, Бьерну неудержимо хотелось бежать далеко, куда глаза глядят. Но его удерживала мысль о том, как плакала бы его мать, а этого он не хотел. Ее жизнь и так была несладка, но у нее была одна радость. Когда Гульдберг уезжал на одном из своих кораблей, а Мозеп валялся, объевшись сладким, мать Бьерна звала к себе своего милого мальчика, мыла и чесала его, давала ему булку с молоком, учила его читать Божье слово и уговаривала его всегда быть терпеливым, прилежным и любящим, всегда говорить правду, всегда бояться Бога и надеяться на Его помощь.

– Не горюй, мой мальчик, – говорила мать, – теперь ты несчастное, маленькое создание, но настанет время, и ты с Божьей помощью станешь человеком.

– Ты думаешь, мама? – спрашивал Бьерн.

– Да, я в этом уверена, – отвечала мать.

– Я буду стараться, – говорил Бьерн.

Как-то раз летом Гульдберг отправился на своем корабле «Аполлон» в Стокгольм и взял с собой обоих мальчиков. Они шли мимо Оландских островов, ветер был попутный, погода хорошая. Мозеп валялся в каюте и читал романы. Бьерн прислуживал в каютах и был у всех на побегушках. Он уже успел вымыть палубу, перемыть тарелки, вычистить сапоги, слазил на марс, чтобы поправить большой парус, когда вдруг раздался голос Гульдберга:

– Бьерн!

– Хозяин! – отвечал Бьерн.

Он никогда не решился бы назвать своего отчима иначе.

– Вычисти мои трубки!

– Сейчас, хозяин!

– Да смотри, будь поосторожнее с трубкой из морской пенки в серебряной оправе. Помни, дуралей, что она стоит сто рейхсталеров (пятьдесят рублей).

– Хорошо, хозяин!

Бьерн стоял у борта на палубе и чистил трубки, вдруг сзади подошел Мозеп, ткнул его булавкой и спросил:

– Что ты тут делаешь, Бьерн?

– Я чищу трубку хозяина.

– Давай-ка я помогу тебе! – сказал Мозеп, схватил пенковую трубку и начал ей стучать по борту, как делал иногда его отец. Но трубка была без шнурка и слабо вставлена в стержень. Не успел Мозеп оглянуться, как трубка упала в море и исчезла в волнах.

Бьерн так растерялся, точно он сам свалился в море. Но Мозеп был находчивый малый и сказал:

– Зачем ты меня толкнул?

– Разве я толкал тебя? – спросил изумленный Бьерн.

– Конечно, ты толкнул меня, – сказал Мозеп.

В эту минуту он увидал большой нос отца и еще громче закричал, притворяясь, что плачет:

– Зачем ты меня толкал? Вот из-за тебя я уронил папину любимую трубку!

Гульдберг был такой человек, что терял всякое благоразумие, когда был очень зол.

– Вот как, – сказал он, – этого еще мало, что твой отец сжег мой лучший корабль; теперь ты швыряешь в море мою самую дорогую трубку!.. Штурман! Пусть спустят челнок, а в него бросьте Бьерна, и пусть он убирается на все четыре стороны!