Пётр Африкантов - Сказки о символах города Саратова

На это высказывание мадам Гороховская показала Сёмке кукиш, а затем и кулак и заявила, что глиняная игрушка принадлежит ей и уступать её сапожной мастерской она не намерена. И быть бы между ними скандалу, если б не мадам Цукеркот. Она попросила сапожника и продавца игрушек собраться напротив трактира на лавочке и спокойно обсудить создавшееся положение.

Через несколько минут они все трое сидели на той самой лавочке, под которой когда-то сидели голодные гармошка с колокольчиками, глиняный петушок с золотым гребешком и калач с хрустящей корочкой.

– И как вы представляете наше положение? – спросила мадам Цукеркот.

– А никак. – Ответил Кудашкин. – Войду в трактир, суну под мышку гармонь и пойду домой, – вот и всё. Так ведь? – обратился он к мадам Гороховской.

– Целиком и полностью поддерживаю, – сказала мадам Гороховская и чёрные усики её задвигались.

– Друзья предприниматели! – проговорила мадам Цукеркот. – Наши действия не могут быть такими вызывающе прямолинейными. Мне даже неловко вас слушать. Так вы могли поступить сразу после их побега, – и она понизила голос. – Сейчас же, когда наши подопечные организовали собственное заведение, и оно стало привлекательным в городе, то такие действия накличут на нас презрение горожан, а это ударит по нашим продажам. Кто захочет покупать кренделя, игрушки, штиблеты и слушать музыку у людей бездушных и чёрствых, которые лишили горожан удовольствия бывать во всеми любимом трактире? Разумеется, никто. – Подчеркнула она и обвела взглядом присутствующих.

– Что же делать?! – изумился Сёмка-сапожник.

– Этого нам только не хватало! – воскликнула гортанным голосом мадам Гороховская.

– Вот я и предлагаю, – полушёпотом заговорила булочница. – Надо сделать так, чтобы всё произошло как бы само собой, чтоб трактира не стало, а его организаторы пропали неизвестно куда, понятно?!!

– Хорошо бы, только как же мы это сделаем? – спросил Кудашкин. –Так только в сказках бывает.

– А очень просто, – голос мадам Цукеркот прозвучал заговорщицки. – Самым безобидным средством к достижению цели будет пожар. Трактир сгорит, а вместе с ним, якобы, сгорят и их хозяева, – проговорила мадам Цукеркот. – Пожар, жертвы – всё логично. Горожане раздосадованы, но ни на кого не обозлены… Они так же покупают наши сапоги, игрушки, крендели и слушают у нас музыку. Мы даже в их глазах выступим благодетелями к погорельцам, если они их узнают.

– Здорово придумала! – Потёр от волнения руки Кудашкин. – А если поточнее, то, как это всё обставить?

– Это уже второй вопрос, – заметила мадам Цукеркот. – С таким решением все согласны? «Согласны, согласны!» – закивали Сёмка и мадам Гороховская.

– Мы подожжём трактир с тыльной стороны. – Продолжила мадам Цукеркот. – Затем устроим в трактире панику криками: «Пожар! Пожар! Трактир Горит! Спасайтесь!» Люди, сшибая друг друга, будут стараться покинуть помещение. Понятно – крики, вопли, падения, плачь, суматоха. Так всегда бывает при пожаре. Мы в это время хватаем петушка, гармошку и калач и скрываемся. Горожане посожалеют немного, как в этих случаях водится, и забудут о трактире, зато мы от мнения людей будем в безопасности.

– Здорово придумано! – восторженно проговорил опять сапожник, ёрзая на лавочке от нетерпения. – Я тогда схожу в керосиновую лавку и куплю литра три керосина, – и Кудашкин сорвался с места.

Возможно и удалась бы заговорщикам их затея, кабы не сорока. Она сидела рядом на дереве и всё слышала. Сорока рассказала петушку, гармошке и калачу то, что узнала, но не из особой любви к ним, а по причине природной болтливости. «Тра-та-та-та… – затрещала она у самого входа в трактир. – Не слышите! Не знаете! Вам и на ум нейдёт, что вас хотят украсть. Тра-та-та-та… Бывшие ваши хозяева – булочница, торговка игрушками и сапожник договорились украсть вас самым бессовестным образом, а трактир сжечь! И об этом я… я… я… сорока-белобока узнала. Уже и спички припасены, и керосин, и мешки, в которые вас будут совать. Это всё я узнала… и никто больше. А вы всё калачи печёте, музыку играете, пляшете и песни горланите, народ веселите, а у вас беда… беда… беда… – выпалила она. И тут же добавила. – Они притворились нищими, ждите нищих, в лохмотьях. Тра-та-та… Нищие к вам придут, трактир керосином обольют, а хозяев схватят и в мешок засунут…»

Услышали сороку калач, петушок и гармошка и пригорюнились. Никому не хочется снова в неволю идти.

– Значит, узнали они нас, – проговорил скорбно калач.

– Да, выходит так, узнали, – поддакнула гармошка. – Я, думала, не узнают, у меня мех новый, а вот на тебе…

– Я тоже думал, что меня в колпаке и при фартуке не узнают. Напрасные надежды… – и калач поник головой. – С другой стороны, я один из вас, кто от своих хозяев не сбежал, они сами меня отдали свиньям на съедение, я им был не нужен, а теперь – на тебе… Снова свиньям что ли решили отдать? Не понимаю…

– А тут и понимать нечего, – проговорила гармошка. – Зависть всегда была уделом жадных, корыстных людей. Вот она ими и двигает, и ничего больше. Они просто хотят на нас больше заработать.

– Не будем унывать, друзья… – весело проговорил петушок. – Мы предупреждены, и это главное. Не так ли? А теперь слушайте меня, – и он, наклонившись к друзьям, что-то зашептал, кивая в сторону весёлой компании студентов, что обедали в трактире. Затем петушок подошёл к их столику, о чём-то тихо со студентами переговорил и вернулся назад. Об этом разговоре рассказал друзьям.

После рассказа петушка, друзья прибодрились и повеселели. А когда около трактира появились две нищенки и нищий в лохмотьях с котомками, около них сразу очутились студенты. Они окружили нищих и, подталкивая сзади и с боков, направили их к входной двери в трактир, приговаривая:

«Заходите, заходите! – Милости просим. Мы гостям всегда рады… У нас сегодня праздник в трактире, «День глиняного петушка» называется. Мы приглашаем вас на торжественный обед!»

«Да как мы можем войти в такое заведение,– упирались нищие….» – На нас и приличной одежды нет, – говорили они, не желая входить в помещение и видя, что их план с поджогом рушится.

«А мы вас настоятельно просим, – продолжали говорить и подталкивать их сзади студенты. – Хозяева трактира нищим особенно рады. Они хлебосолы…»

Когда нищие очутились в трактире, молодые люди стали раздевать гостей, приговаривая, что в трактире тепло и верхнюю одежду можно снять. Каково же было удивление всех, когда они увидели под лохмотьями великолепные наряды мадам Цукеркот и мадам Гороховской. Сапожник при виде таких обстоятельств сам снял с себя рваный сюртук, а гармошка уже вытряхивала из его мешка бутылки с керосином и спички.