Пётр Африкантов - Сказки о символах города Саратова

Жили были в городе Саратове, глиняный петушок золотой гребешок, гармошка с колокольчиками да калач с хрустящей корочкой. Каждый жил на своей улице и имел хозяина. Гармошка с колокольчиками находилась у сапожника, калач с хрустящей корочкой жил у булочника, а глиняный петушок с ямчатой росписью у мастера – игрушечника.

У гармошки с колокольчиками хозяином был сапожник Иван Кудашкин. Он играл на гармошке с детства, и благородное её звучание уважал. Бывало, поработает в сапожной мастерской, устанет, а как возьмёт гармошку с колокольчиками в руки, да растянет мех – и куда усталость делась. Бабы дивуются, ребятишки на заборе виснут, мужики самокрутками попыхивают, Ивана за душевную игру хвалят.

Только не долго такая жизнь была у гармошки. Умер сапожник, а его место в мастерской занял его сын Сёмка, Семён значит. Только до отца ему было в мастерстве далеко. Не хватало у Сёмки усидчивости и терпения ни хорошо сапоги сшить, ни на гармошке научиться мастерски играть. Потому ребятишки на заборе, когда Сёмка играл, не висли, мужики музыку не слушали, самокрутками не дымили и Сёмку за игру не хвалили. Понял Сёмка, что гармонист он так себе и решил игрой на гармошке не заниматься, а сапожную мастерскую людям в новом свете преподнести, чтоб обувь лучше покупали. Нарисовал ему художник пляшущие ноги в разной обуви на стекле окна, что из мастерской на улицу выходило, а посредине окна, Сёмка гармошку привесил, да ещё мех растянул, чтоб выразительнее было. На стекле написал:

Сапоги и штиблеты Семёна Ивановича

сами в пляс пускаются

Только Сёмка, как ни старался людей в мастерскую заманить, сапоги и штиблеты его лучше от этого не становились, а вот гармошка от долгого висения за стеклом на солнышке без дела только пылилась, да рассыхалась. И долго бы она висела посреди окна, подвешенная на гвоздике, кабы не поломойка, тётя Нюра. Вытирая пыль с окна, она зацепилась за злополучный гвоздик, на котором висела гармошка и вытащила его. Гармошка упала на подоконник и звякнула колокольчиками. Только перезвона не получилось, дзын – цын и всё, а поломойка, недолго думая, взяла и задвинула инструмент ногой под старое кресло с протёртой обивкой, что стояло у окна.

Закончив уборку в этой комнате, она перешла в другую, а гармошка осталась лежать под креслом. Под старым креслом лежать было хуже, чем висеть на окне. Хотя висение на гвоздике в качестве рекламы обуви ей тоже опротивело, но там хоть мир божий было видно – за окном люди ходят, извозчики ездят, дворники улицу подметают, а тут пыль столетняя, пауки да тараканы. Не прогудев ни одним язычком, гармошка потихоньку вылезла из-под кресла и, увидев приоткрытую входную дверь, выскользнула на улицу и бросилась бежать, куда глаза глядят, только бы подальше от этого дома.

У калача хозяином был булочник. Тут своя история. Булочник умел выпекать отличные калачи, так, что жители города Саратова с утра занимали очередь за его калачами и готовы были стоять за ними в очереди весь день, лишь бы насладиться калачом с ароматной хрустящей корочкой. Выпекал булочник калачи вместе с женой Марфой, очень доброй женщиной. Жена булочника была хорошей хозяйкой и внимательно следила за тем, чтобы в булочной был уют и порядок.

Особенно она радела о калачах. Калачи были гордостью семьи булочника. В булочной на всеобщее обозрение был выставлен калач, чтоб привлекать покупателей. И до того он был аппетитный и красивый, и так ароматно пах, что и сравнить его во всей выпечке булочника было не с чем. Ни мягкие булки, ни пышногрудые караваи, ни кренделя, ни витиевато расписанные пряники, ни что не шло в сравнение с калачом.

Калач на выставке был главной заботой булочника. Каждый день Марфа выставляла на обозрение новый, только что испечённый калач. И это правило в течении тридцати лет никто и никогда не нарушал. Так бы, наверное, и всегда было, только умерла Марфа, и взял булочник другую жену.

Новая жена булочника, мадам Цукеркот, была из немок и отличалась властолюбием и педантичностью. Всегда ходила в белой блузке, сарафане с передником и чепцом на голове. Она стала наводить в булочной свои порядки. Муж ей был в этом деле не указ. Мадам Цукеркот, в первую очередь, занялась витриной.

– Это что такое!? – доносился её властный голос. – Какое расточительство. Я этого не понимаю – калачи в витрине стоят на самом видном месте, а другие изделия, где-то сзади. Это неправильно, калачи и так все купят. Их знают не только в Саратове, а и за городом. Нечего их выпячивать и место ими в первом ряду занимать. Кыш отсюда! – и она убрала калачи в витрине с первого ряда на последний, оставив только один, что стоял над витриной на специальной подставке.

Это был тот самый выставочный калач, краса и гордость булочника. Именно этому калачу было хозяином отведено столь почётное место. И, как я уже говорил, по распоряжению булочника выставочный калач меняли каждый день. Это было правилом, которое никто не мог отменить, кроме самого хозяина булочной. Однако, после женитьбы булочника ни на второй, ни на третий день этот калач никто с его почётного места не снял и не заменил новоиспечённым. Не заменили его ни через неделю и ни через месяц. Тут и решил калач напомнить о себе хозяйке:

– Госпожа хозяйка… госпожа хозяйка, – вкрадчиво произнёс он, когда та подошла к витрине.

– Кто?.. Кто меня зовёт?! – проговорила та сердито и в то же время удивлённо.

– Это я, калач, который на подставке. Я хотел спросить…

– Ах, это ты, – обратила мадам Цукеркот на него внимание. – Чего надо!?

Калач, зная крутой нрав хозяйки, начал говорить как можно мягче.

– Я хотел напомнить вам о том, что меня пора менять. Выставочный калач меняется ежесуточно. Хозяин установил такое правило, и вот уже много лет это правило неукоснительно выполняется. Вы новый человек и я хотел только напомнить вам о правилах, которые установил сам господин булочник. Вы могли этого не знать…

– Ты решил учить меня! – нахмурилась мадам Цукеркот, отчего её лицо стало похоже на большую репу. – Хозяин им сказал, видите ли… Возомнили себя не весть чем. Я теперь устанавливаю порядки в булочной. Я! Слышите меня! Это всех касается. И никто другой, только я, понятно!? – и она обвела глазами выпеченные булки, калачи и бублики. Те согласно закивали головами, повторяя:

– Разумеется, госпожа Цукеркот… А как же иначе, госпожа Цукеркот… Так и должно быть…

– Нет… нет, госпожа, я хотел только напомнить, – продолжил вкрадчиво говорить выставочный калач. – Я совсем засох и покупатели уже заметили это… и наверняка меня уже никто не купит, разве только те, кому врач рекомендовал есть сухари из калача.