Елена Трещинская - Снежная Королева живёт под Питером

Но самыми завораживающими были крошечные феи, обитавшие в укропе на грядках Чулкова. Задолго до подъёма детей Ванечка выходил во двор и садился на корточки в полуметре от укропа. Чулков не прогонял его, поняв, что укропу ничто не угрожает. Солдат сидел у дома на лавочке, пыхтя папироской. Ваня ждал, когда луч солнца выйдет на грядку и заиграет в тысячах капелек на политом из лейки укропе. Это зрелище превосходило всё виденное Ваней: длинная, плотная, зелёная шапка-грядка, усеянная сияющей россыпью бриллиантов!

Однажды Ваня заметил, что бриллианты чуть движутся, как бы дышат, и тут он увидел фей: бледно-зелёных, сиреневых и розоватых тонконогих существ, которые махали широкими рукавами и тихонечко пели. То есть некая нежнейшая музыка, которую Ваня слышал, струилась из их ротиков. С лучом солнца, двигавшемся по двору, уходили и феи. Тогда немой мальчик садился на скамеечку к глухому солдату.

В хорошую погоду батюшка Симеон Голубев рассказывал детям о Боге, разместив "отроков" в палисаднике. Ваня слушал об удивительной жизни Сына Божьего. О самом Боге Едином батюшка почему-то говорил мало. И по его книжке выходило, что вроде бы Он Вездесущ, а вроде бы находился где-то очень далеко, не здесь, и после сотворения мира больше сюда почти не показывался. Как родители всех этих детей, окружавших священника. Ване больше нравилось думать, что Бог по-настоящему Вездесущ. А если верить себе, то кроме Жизни, никакого другого Бога Ваня не знал и не видел вокруг себя. И этот Вездесущий Бог мальчика вполне устраивал. Когда Ваня ложился вечером в свою кровать, ему очень хотелось, чтобы кто-нибудь сел рядом и положил руку на его одеяло. И он знал, что Бог это делает. Самое главное, что Бог разговаривал с Ваней. Правда, он не слышал Его голоса, как и своего, но понимал Его язык, если был чуток. Тогда вся жизнь вокруг была обращением к нему, Ване, Единого Бога.

Однажды в тихий час, когда все спали на своих коечках, Ване не спалось. Обычно детей, независимо от возраста, "пеленали": укрывали простыней по плечи, натянув её так туго, что не пошевелишься, и подтыкали по бокам. И Ваня лежал, как и другие ребята, прибинтованный к кровати. Другой ребёнок на его месте видел бы только лозунг на стене напротив: "Любите Родину – вашу мать!", прибитый Чулковым почему-то именно в спальне. Но Ваня видел столб света из прожектора, которым являлось солнце. Этот поток с пляшущими пылинками упирался в спелёнутое Ванино тело и грел его. Окно было раскрыто: слышалось отдаленное ворчание солдата Чулкова на кур с соседнего двора, которые постоянно нарушали границу, легко пролезая между прутьями ограды, заходили в палисадник и, чёрт бы с ними, – гуляли! Нет, кидали помёт где попало, а заведующая после бранила Чулкова.

Ваня лежал и слушал Бога. Сейчас это был и зной, и кудахтанье кур, и дыхание спящих детей. Вдруг в луче света на стене с лозунга засветило слово "мать", и Ваня задумался. Что Бог хочет этим ему, Ване, сообщить? Ничего не приходило в голову, подкрадывался сон.

И тут в открытое окно прямо на Ванин живот впорхнул со двора здоровенный петух и весь засиял в луче, топчась по Ване пренебрежительно. Как он был красив! И мальчик понял Бога. Вот тебе выбор, может, на всю жизнь: или ты хочешь быть спелёнутым, или свободным, как птица, – будешь купаться в свободе, как в потоках солнечного света! Ваня ещё не успел сделать выбора, а только беззвучно и совершено счастливо смеялся в блаженстве и радости, что Бог разговаривает с ним.

За ужином, когда духи вкусной еды праздновали своё упоение жизнью, паря над морковными котлетками в тарелках ребятишек, Ваня вспомнил то, что забыл. Днём, перед тем как появился петух, в том же луче ему явилось слово "мать". Что ты хотел ещё сказать мне, Боже? И в миг вопроса Ваня почувствовал, как в его стучащееся сердечко пришёл ответ. Он был не мыслью, а чувством. Ваня изо всех сил постарался удержать это сокровище в груди, даже положил ладонь на рубашку.

Он назвал бы его приближение. Чего? – было совершенно неясно сейчас, но будет понятно потом! И Ваня беззвучно смеялся. Заведующая, наблюдавшая за воспитанниками, погрозила Ване пальцем и наметила про себя показать Ваню психиатру: всё время смеётся.

Теперь Ваня был уже большой, – семь лет! – и он знал, что мать – это женщина, у которой есть дитя. Ваня был убеждён, что матери у него не было пока, он никого не помнил в прошлом. В будущем, конечно, мать будет, это точно. А где же она сейчас, ведь она уже есть на свете, как и Ваня? Почему они не вместе? И вдруг набежала туча. Ваня решил, что он должен что-то сделать сам, чтобы появилась его мать. Что!? Постепенно мальчик стал приходить в отчаяние. Поговорить ни с кем он не мог, немой, и только во все глаза смотрел на Наталью Петровну. Однажды она даже отправила его в постель прямо с урока.

И лежал Ванечка Августов на своей койке, по-настоящему умирая от желания обнять и быть обнятым. Ваня заболел, не вставал с постели, все ухаживали за ним. Появилась боль в груди, и она становилась всё сильнее. Однажды Чулков нашел Ваню на грядке. Мальчик лежал лицом в мокром укропе без сознания.

– Да что же это за наказание такое, а? – возрыдала какая-то кукла в углу и затихла.

– Вийон посвятил своей матери стих… – сказала Жигонь, но Старик с книгой прервал её.

– Позвольте мне! – он раскрыл руки вместе с книжкой и зачитал:

"А бедной матери моей

за слёзы, горе и досаду,

за боль, что я доставил ей,

дарю смиренную балладу.

Пусть ждут меня все муки ада,

пусть я живу, судьбу кляня, -

моё прибежище, отрада,

старушка-мать простит меня!"

– Черёд Вийоновой любви так и не дошел до его матери. Она умерла в одиночестве, нищете и неизвестности, словно и не было её, исчезла, а теперь – вот, – Жигонь помолчала. Молчали все. – Теперь он так ждал её, что даже жизнь без неё гасла.

– Пока дождёшься, дитёнок помрёт, – шепнул Ерошка, обнимая Прошку.

Ваня оклемался, по выражению Чулкова. Солдат ухаживал за ним больше других и даже тайком на ночь приносил Тасю, – гладить и греться. Он читал, что все кошки – лечебные.

Мальчик стал уже выходить со всеми гулять в палисадник, и персонал забыл о его хвори, – забот хватало. Укроп съели, грядка была пуста. Дети бегали-играли, а Ваня сидел у забора, лицом на улицу. Прошла осень, навалило снега. Теперь никто не мог подойти к ограде, потому что Чулков устроил из снега стену вдоль забора, и улицу закрыло совсем. Дети бегали друг за дружкой, играли в снежки, а Ваня прятался в снежной крепости.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.