Сборник - Тысяча и одна ночь. Сказки Шахерезады. Самая полная версия

– Так это тебя-то отец мой приобрел для меня?

– Да, – отвечала она.

И после этого юноша, немного выпивший, подошел к ней и обнял ее, а она со своей стороны обвила его руками вокруг шеи и поцеловала. Но девочки-рабыни, видя, что молодой господин прошел в комнату Энис-Эль-Джелис, стали кричать. Вследствие этого юноша, испугавшись, бежал, боясь за свою безопасность, и когда жена визиря услыхала крики двух девочек, она вышла из бани и вскричала:

– Что это вы кричите на весь дом?!

Она подошла к ним поближе и прибавила:

– Говорите же, что случилось?

– Наш хозяин, Али Нур-Эд-Дин, подошел к нам и прибил нас, – отвечали они, – и сам пошел в комнату Энис-Эль-Джелис, а когда мы закричали тебя, то он бежал.

Хозяйка дома отправилась к Энис-Эль-Джелис и сказала ей:

– Это еще что за новости?

– О госпожа моя, – отвечала она, – в то время как я сидела здесь, юноша, очень красивый, пришел ко мне и сказал: «Так это тебя-то отец мой приобрел для меня?» А я отвечала: «Да». Клянусь Аллахом, госпожа моя, я думала, что он говорил правду, и он вошел ко мне, и обнял меня, и три раза поцеловал и ушел от меня, оставив меня переполненной любовью к нему.

Услыхав это, хозяйка дома заплакала, закрыв лицо руками, и рабыни ее сделали то же самое, боясь за Али Нур-Эд-Дина, которого отец мог убить за это. В это самое время пришел визирь и спросил, что случилось.

– Поклянись, – сказала ему его жена, – что ты выслушаешь то, что я скажу тебе.

– Хорошо, клянусь, – отвечал он.

Она сообщила ему о том, что сын их сделал, и он пришел в такое отчаяние, что разодрал свою одежду, бил себя в лицо и рвал свою бороду.

– Не убивайся так, – сказала ему тут жена. – Я из своих собственных средств дам тебе десять тысячи червонцев, которые она стоит.

Но визирь поднял тут к ней лицо и сказал:

– Горе тебе! Не нужно мне и денег за нее, так как я боюсь, что это будет стоить мне жизни и всего моего состояния.

– Это почему, о господин мой? – спросила она.

– Разве ты не знаешь, – сказал он, – что у нас есть враги, этот Эль-Моин, сын Саши? Когда он услышит об этом происшествии, то пойдет к султану и скажет ему: «Ты думаешь, что твой визирь очень тебя любит, а он, получив от тебя десять тысяч червонцев, приобрел на них такую рабыню, какой и свет не видывал, и когда она понравилась ему, то он сказал своему сыну: “Бери ее, потому что ты стоишь ее более, чем стоит султан”, и он взял ее, и девица теперь находится с ним». На это царь скажет ему: «Ты лжешь». А он ответит царю: «С твоего позволенья я неожиданно ворвусь к нему и приведу ее к тебе». И царь даст ему позволенье сделать так, и поэтому он внезапно ворвется в дом, возьмет девушку и сведет ее к султану; тот будет спрашивать ее, а она не в силах будет опровергнуть это. Враг мой тогда скажет: «О, государь, я даю тебе добрые советы, но я у тебя не в милости. И султан покажет на мне пример; весь народ будет смотреть на меня, и конец мне тогда будет.

– Не рассказывай никому об этом, – сказала ему жена. – Все это случилось у нас в семье, и потому предоставь это дело на волю Аллаха.

От этих слов сердце визиря немного улеглось, и он успокоился.

В таком положении находился визирь. Что же касается до Нур-Эд-Дина, то он боялся последствий своего поступка и проводил целые дни в саду, возвращаясь к матери только к ночи, и, переночевав у нее в комнате, до света уходил так, чтобы его никто не видал. Так жил он в продолжение целого месяца, не видя отца в лицо, и наконец мать его сказала визирю:

– О господин мой, неужели ты хочешь лишиться и девицы, и своего детища? Если ему придется еще долго жить так, то ведь он убежит из дома.

– Да что же надо делать? – спросил он.

– Посиди сегодня ночью, – отвечала она, – и когда он придет, схвати его и помирись с ним; отдай ему девушку, потому что она любит его, а он любите ее, а я выплачу тебе за нее то, что она стоит.

Таким образом, визирь сел на эту ночь, и когда сын его пришел, он схватил его и перерезал бы ему горло, если бы мать не прибежала к нему на помощь; она сказала своему мужу:

– Что хочешь ты с ним сделать?

– Убить его, – отвечал муж.

– Неужели я так мало имею цены в твоих глазах? – спросил его юноша.

Глаза отца наполнились слезами, и он сказал сыну:

– А неужели, о сын мой, моя жизнь и потеря всего моего состояния имеет так мало цены в твоих глазах?

– Выслушай меня, отец, – возразил юноша и стал просить прощения.

Визирь, отодвигаясь от сына, почувствовал сострадание, а юноша встал и поцеловал руку отца.

– О сын мой, – сказал визирь, – если б я знал, что ты будешь Энис-Эль-Джелис верен, я отдал бы ее тебе.

– О отец мой, – отвечал юноша, – почему я не буду верен ей?..

– Я обязую тебя, о сын мой, – сказал ему отец, – не брать другой жены, которая могла бы занять ее место, никогда не обращаться с нею дурно и не продавать ее.

– Клянусь тебе, о отец мой, – отвечал сын, – что никогда не возьму на ее место другой жены и никогда не продам ее.

Он дал клятву поступать так, как обещал, и занял с молодой женой отдельное помещение, и прожил с нею год. И Господь, да святится имя Его, устроил так, что султан забыл об этом деле; но оно стало известно Эль-Моину, сыну Савия; только он не смел говорить о нем, потому что другой визирь пользовался большим уважением султана.

По прошествии этого года визирь Фадл-Эд-Дин, сын Какана, пошел в баню и вышел оттуда в страшном поту, вследствие чего его продуло; он слег в постель и долго страдал бессонницей; болезнь его затянулась на очень продолжительное время. Он позвал к себе своего сына Али Нур-Эд-Дина, и когда сын пришел к нему, то сказал ему:

– О сын мой, поистине срок нашей жизни ограничен, и конец ее определен; каждый человек должен выпить чашу смерти. Мне остается только просить тебя жить в страхе Божием и думать о том, что выйдет из твоих действий. Прошу тебя быть ласковым с Энис-Эль-Джелис.

– О отец мой, – сказал юноша, – людей, подобных тебе, нет. Тебя прославляли с кафедры, и за тебя молился народ.

– О сын мой, – проговорил больной. – Я надеюсь на милость Господа, да святится имя Его!

После этого он прочел два символа веры [152], тяжело перевел дух и переселился в лучший мир. Дворец после этого наполнился стенаниями. Весть о его смерти дошла до слуха султана, и не только жители города, узнав о смерти Эль-Фадла, сына Какана, плакали, но о нем плакали даже и мальчики в школах. Сын его, Али Нур-Эд-Дин, позаботился о его погребении; на похоронах были и эмиры, и визири, и другие сановники; между ними был визирь Эль-Моин, сын Савия; а когда процессия выходила из дома, один из провожатых сказал следующие стихи: