Сборник - Тысяча и одна ночь. Сказки Шахерезады. Самая полная версия

Когда халиф увидал, как вел себя старый Ибрагим, у него от негодования надулась на лбу жила, и, сойдя с дерева, он сказал:

– О Джафар! Никогда в жизни не видал я такого чудесного превращения праведника, какое привелось мне видеть сегодня. Поднимись ты сам на это дерево, и увидишь, если только благословение праведника снизойдет и на тебя.

Услыхав слова халифа, Джафар быль несколько удивлен и, поднявшись на дерево, стал смотреть в комнату, где увидал Нур-Эд-Дина, шейха Ибрагима и рабыню, и в руках шейха Ибрагима увидал кубок. Увидав это зрелище, он пришел к убеждению, что конец будет печальный, и, сойдя вниз, встал перед халифом.

– О Джафар, – сказал царь правоверных, – слава Богу, что мы не принадлежим к числу людей, которые только для виду исполняют святой закон и не причастны греху как лицемеры!

От сильного смущения Джафар не нашелся даже, что ответить. Халиф посмотрел на него и спросил:

– Кто мог привести этих людей сюда и впустить их во дворец? Но только таких красивых, статных и привлекательных людей, как этот молодой человек и эта девушка, мне в жизни не приводилось видеть.

Джафар, надеясь, что халиф, может быть, смилуется, поспешно отвечал:

– Ты совершенно прав, о царь правоверных!

– О Джафар, – сказал халиф, – полезай с нами на тот сук насупротив окна, и мы позабавимся, глядя на них.

Они взлезли на дерево и, сидя там, слышали, как шейх сказал:

– О госпожа моя, я преступил приличия, приняв участие в вашей попойке. Но удовольствие получил не полное, так как не слышу веселых песен и бряцающих струн.

– О шейх Ибрагим, – отвечала Энис-Эль-Джелис, – клянусь Аллахом, если бы у нас был какой-нибудь музыкальный инструмент, то мы могли бы быть совсем довольны.

Шейх Ибрагим, услыхав ее слова, встал.

– Куда это он идет? – сказал халиф Джафару.

– Не знаю, – отвечал Джафар.

Шейх вышел, но вскоре вернулся с лютней в руках, и халиф, пристально посмотрев, увидал, что это лютня Ис-Гака, его собутыльника.

– Клянусь Аллахом, – сказал он, – если эта девица поет дурно, то я распну всех вас.

– О Аллах! – проговорил Джафар, – не допусти ей петь хорошо.

– Почему? – спросил халиф.

– Для того чтобы ты распял нас всех, – отвечал Джафар, – и мы могли бы забавлять друг друга разговорами.

Халиф засмеялся, а девушка, взяв лютню и рукой пробежав по струнам, заиграла так, что игрой своей могла заставить расплавиться даже железо и придать ума дураку; вслед за тем она запела таким голосом, что халиф вскричали:

Знаешь, Джафар, я никогда в жизни не слыхал такого чудного голоса!

– Может быть, – сказал Джафар, – гнев халифа прекратился?

– Да, – сказал он, – его не стало.

Он спустился с Джафаром с дерева и, посмотрев на него, сказал:

– Мне очень хочется пойти к ним, посидеть с ними и послушать пение этой девушки.

– О царь правоверных, – отвечал Джафар, – если ты пойдешь к ним, то они, вероятно, сильно смутятся твоим присутствием, а шейх Ибрагим может даже умереть от страха.

– О Джафар, – возразил на это халиф, – ты должен выдумать мне какой-нибудь способ, для того чтобы я мог узнать всю правду, не показав им, что я знаю все.

Халиф и Джафар пошли к Тигру, рассуждая об этом предмете, и под окнами дворца увидали рыбака, закидывавшего сеть в надежде поймать что-нибудь себе на насущный хлеб.

Однажды когда-то халиф спросил у шейха Ибрагима:

– Что это за шум я слышал под окнами дворца?

– Это говорят рыбаки, – отвечал шейх, – которые ловят рыбу.

– Ну, так поди и запрети им ходить сюда.

После этого рыбакам не позволялось ходить туда; но в эту ночь пришел рыбак, по имени Керим, и, видя, что калитка в сад открыта, он подумал: «Воспользуюсь такой оплошностью, и, может быть, мне посчастливится поймать что-нибудь».

Он взял сети и, забросив их в воду, продекламировал стихотворение, делая сравнение между положением рыбака, работающего всю ночь, и владетеля замка, который сладко засыпает, а, проснувшись, видит только низкопоклонство. Только успел он кончить стихотворение, как вдруг халиф нечаянно очутился около него. Халиф знал его и вскричал:

– Это ты, Керим?

Рыбак, услыхав свое имя, обернулся и увидал халифа.

От страха у него затряслось под жилками.

– Клянусь Аллахом, – вскричал он, – я это сделал, царь правоверных, не в насмешку твоего приказа, но бедность и семья заставили меня поступить противозаконно!

– Ну, закинь сети на мое счастье, – отвечал халиф.

Обрадованный рыбак тотчас же пошел и бросил сеть; подождав, пока она опустилась и вода успокоилась, он вытянул ее и выловил бесчисленное множество всевозможной рыбы.

Халиф был очень доволен и сказал:

– О Керим, сними с себя одежду.

Рыбак исполнил приказание. На нем был надет джуббех [158]с сотней заплат из грубой шерстяной ткани и полный отвратительных насекомых; между прочими, в нем было столько блох, что они могли бы перенести его по поверхности всей земли. Халиф снял с головы его чалму, которую Керим не перевивал уже в продолжение трех лет, а найдя какой-нибудь лоскуток, навивал его сверху. Взяв джуббех и чалму, халиф снял с себя две рубахи из александрийской и баалабекской шелковой материи, и мелватах [159], и фараджеех и сказал рыбаку:

– Возьми все это и надень на себя.

Халиф надел на себя джуббех и чалму рыбака и, надвинув на лицо литчам [160], сказал рыбаку:

– Иди по своим делам.

Рыбак, поцеловав ноги халифа и поблагодарив его, продекламировал следующие стихи:

Но не успел он кончить этих стихов, как по особе халифа поползли и поскакали насекомые, и он начал ловить их у себя на шее то правой, то левой рукой и бросать их, при этом восклицал:

– О горе тебе, рыбак! Сколько насекомых в твоем джуббехе!

– О государь – отвечал он, – это они беспокоят тебя только с первого раза, а через неделю ты так к ним привыкнешь, что не почувствуешь, как они будут бегать по тебе.

Халиф засмеялся и сказал ему:

– Неужели же я стану ходить в этом джуббехе?

– Мне хотелось бы сказать тебе кое-что, – отвечал рыбак, – но мне стыдно, несмотря на мой страх перед тобой.