Олег Андреев - Иван-царевич и Серый волк

В некотором славном царстве,

Всем известном государстве

Жил не пан, и не панович –

Царь Выслав свет Андронович.

Славен он и тем, и сем,

Правду молвить – славен всем,

Так как ясной головою

Честно правил той страною.

Было у него три сына:

Будто расписна картина,

Может, даже в перебор, –

Молодцы, как на подбор!

Старший – Димитрий-царевич,

Средний – Василий-царевич,

Ну, и младшенький Иван,

Хоть царевич, но болван.

Впрочем, говорить так грех –

Царь-отец любил их всех.

А ещё был дивный сад.

В нём гулять Выслав был рад,

Так как ягод и плодов

Там росло под сто сортов.

Но всего царю дороже

Яблоня была пригожа,

Что давала не простые

Яблочки, а золотые!

И случилась же досада,

Что повадилась до сада

Яблочки те воровать

Чудна птица прилетать.

В перьях золотом гремит,

Без огня огнём горит –

Глазы как алмазы блещут,

Окрест дивным жаром плещут;

Клювом яблочки срывает,

Разгрызает и съедает,

Часто вместе с кожурой,

Верь-не-верь, а золотой!

Царь Выслав весьма крушился

(По старинному – сердился).

Раз огрызок подобрал…

И чуть в оторопь не впал!

Рассердился столь не в малость,

Что, забыв любую жалость,

В сад сынов своих призвал

И отцов наказ им дал:

"Собирайтесь в ночь дежурить,

Только – чур! – не балагурить

И не дрыхнуть под кустом;

Не курить, не пить при том.

Ночью будет здесь жар-птица,

Яблочки красть мастерица;

Вот огрызок – поглядите…

Мне ж воровку изловите!

Я полцарства за неё

Обещаю!" "Ё-моё! –

Удивились три сынка:

Эта служба не тяжка!

Мы раз птицев наловили –

На базар пыхтя тащили;

После – сорок дней торговых

Кур не подвозили новых!

Не извольте сумневаться,

А извольте улыбаться –

Завтра в этот самый час

Птица в клетке встретит вас!"

Выслав вправду улыбнулся

И от деток отвернулся.

Сам бывалый птицелов

Знал он толк хвастливых слов.

Вот и ночь спустилась в сад.

На дежурство Дмитрий-брат

Вышел, говоря: "Вина

Не моя, что без вина,

Коль под деревом сидеть,

Можно ночью задубеть.

Царь-отец в дворце не знает,

Как свежо в ночи бывает!

Так что я возьму две фляжки –

Что там две для экой ряшки?..

Даже если выпью три –

Не усну я, хоть умри".

Выпил Дмитрий всё вино,

Схрумкал яблочко одно;

Носом малость прикорнул…

Лёг на землю и уснул.

Утром, еле пробудился,

Сам изрядно удивился:

Птица яблок столь склевала,

Сколь досель и не бывало!

Что ж… собрал от них огрызки

И отнёс козе Лариске.

А как царь призвал к докладу,

Отказался выйти с саду

И кричал, что даже в день

Сторожить ему не лень!

До полудня просидел –

Всё допил, что не успел;

Но в обед зашёл в буфет,

И пропал его там след…

Ночь вторично опустилась.

В сад компания явилась:

Брат Василий, с ним дружки –

Гулеваны-корешки.

Под кустом с час просидели,

Вишню снизу всю объели;

А как стали есть малину, –

Чу! – идёт Выслав до сыну.

Но – как тьма – не разобрались,

В шутку сзади подобрались

И на голову царю

(Я за то не похвалю)

Вылили бадью чего-то,

Что вонючее болота!

Царь, сымавши экий срам…

Меч схватил и по кустам

За охальниками в ночь

Побежал куда-то прочь!

Так что сад приопустел.

А как месяц в тучу сел,

Что-то звонко зазвенело,

В мраке дивно заалело,

Жаром обдало деревья…

Село и сложило перья.

Не скажу, что это было,

Только яблок вновь убыло!

К завтраку Выслав не вышел.

Говорили: кто-то слышал,

Будто он ночь напролёт

Прикладал к болячкам лёд.

Где же царь схватил болячки

Толковали даже прачки.

Впрочем, наши дураки

Вечно чешут языки!

Третья ночь спустилась в сад.

И Иван-царевич рад

Услужить отцу родному –

Выславу, царю больному.

За крыжовником присел,

Но ни ягодки не съел,

Караулит – ведь жар-птица

В миг любой вольна явиться.

Час сидит, сидит другой…

Вдруг, ни мёртвый, ни живой

Видит: осветило сад,

Будто в праздник стольный град!

Что-то дивное летит,

Без огня огнём горит –

Глазы как алмазы блещут

И по саду жаром хлещут!

Яблоня аж зазвенела,

Как на ветку дива села;

И Иван-царевич сел,

Хоть и так уже сидел!

"Птица-жар! Так вот какая!

И взаправду золотая!

Ясно, что такому чуду

Кушать впору чудну блюду!

Жалко, что забыл петлю…

Но ничё – и так словлю".

Знать, крыжовник очень колкий,

Но Иван настолько вёрткий,

Что без всякой маеты

С тем крыжовником на ты.

Проползя кусту колючу,

Носом ткнул навозну кучу,

Пропорол кафтан об граблю,

Потерял на грядках саблю;

Но потом собрался с силой

И себе сказал сам: "Милый!

Хватит дурака валять,

Коли хошь кого поймать".

Встал и больше не таясь

К чуде ловко прыгнул: "Хрясь!" –

Это головой об сук

Был получен чудный звук;

А в руках заместо птицы –

Хвост, и тот уже дымится,

Так как вправду столь горяч,

Что без рукавиц хоть плачь!

Заорал Иван от боли,

Дёрнул хвост, что было воли,

И, как воли в перебор,

Полетел аж под забор!

Птица полетела тоже,

Но не так, чтобы пригоже –

Наш Иван из-под забору

Лишь рукой махнул вслед вору.

Но когда на ноги встал,

Вид иной ему предстал:

Между яблонных деревьев

Как пожар – одно из перьев!..

Утром, день едва занялся,

Визг такой в дворце поднялся,

Что, схвативши верный меч,

Выслав ринулся на сечь.

Но, услышав крик: "Пожар!" –

Развернулся, побежал

И в кадушке за углом

Зачерпнул воды ведром.

Поспешил с водой обратно,

Да споткнулся столь превратно,

Что при помощи коленей

Сосчитал число ступеней;

А хужей того – ведро

Так ударило в бедро,

Что, забывший про тревогу,

Царь пополз, сломавши ногу!

"Царь! Отец! Да где же ты?! –

Долетело с темноты. –

Взрадуйся, какое чудо

Я несу тебе на блюде!"

И тут свет такой взыграл,

Что царь снова бы упал,

Но, как быв уже упавши,

Только сел, за стенку взявши.

Чудо-свет перо жар-птицы

Испускало людям в лица,

И, без всякого огня,

Он был ярче бела дня!

А поскольку свет волшебный,

Оказался он – лечебный,

И нога царя срослась.

Выслав встал и топнул всласть!

"Ах, Иван! Ах, молодец!

Доброй вести ты гонец!

Да за энтое перо

Я бы отдал всё добро…

А пока даю приказ:

В тронный зал всем. Сей же час!"

Царь прошёл, на трон присел.

Долго на перо глядел.

Челядь у дверей топталась,

Близко подойти боялась;

Лишь царевичи втроём

Смело встали пред огнём.

"Этой вещи нет цены…

Так скажу я вам, сыны.

Суждено ей здесь храниться,