Рэндалл Райт - Чеширский сырный кот

Кот.

Само это слово было ему отвратительно. Это крохотное словцо всегда означало что-то грубое и непременно злое.

Существо многое знало о котах. Оно вздрогнуло от боли в плече, вернее больше от воспоминания, чем от боли. Никогда прежде оно не чувствовало так остро, что необходимо спешно принять какое-то решение.

Смятение уступило место более сильному чувству – всеподавляющему чувству долга. Её Величество Королева: она наверняка беспокоится из-за его отсутствия… и всего, что это означает.

Он должен попасть в Тауэр.

Но как?

«Старый чеширский сыр»! В его стенах Ловкач обнаружил дивный лабиринт

А в центре всего наседкой сидит повариха Крумс.

Кулинарный тиран, она управляет на кухне железной поварёшкой.

Её медные горшки и кастрюли

пузырятся,

и бурлят,

и кипят,

и пенятся

в непрестанном процессе приготовления супов и вторых блюд.

И через все кирпичи и балки её владений доносится сладостный аромат истории вместе с затхлым запахом прошлогоднего йоркширского пудинга, жаркого из ягнёнка, битков из баранины, стейка и пирога с почками.

Ловкач отыскал кухню.

Но что тут?

Вращающаяся дверь?

Будто обычные двери недостаточно опасны.

Повариха Крумс

Нужно идеально рассчитать время, чтобы проскочить внутрь. Запахи соединялись в соблазнительную смесь пряного и сладкого. И – о, звон и лязг! Для ушей Ловкача они были точно колокольчики, звон которых складывался в весёлую песню о… еде, еде, еде!

Он проскользнул в дверь и спрятался за корзиной с луком, откуда мог обозревать великолепную картину, открывавшуюся перед ним. По всей видимости, он стал свидетелем пьесы, разыгрываемой кулинарным гением.

Огонь на плитах прыгал и трещал, служанки беспрестанно входили и выходили, крутящиеся двери скрипели и трещали, мальчишки-разносчики, загруженные кружками с пенистым элем, ныряли, вертелись, суетились, смеялись и кричали друг на друга.

Вскоре голова Ловкача уже раскачивалась в такт этой сложной мелодии. Это была настоящая симфония…

– Что, чёртова кочерыжка, делает этот зверь на моей кухне?

Тишина наступила мгновенно – тишина абсолютная.

Даже огонь отпрянул, испуганный грозным голосом, прогромыхавшим – нет, не изо рта, из зияющей пасти, способной проглотить весь флот Англии в один присест.

Ловкач посмеялся бы над курьёзностью этой сцены: в суматохе мальчишка ловит на лету кота, ещё не зная, что сейчас его же ловкость обернётся против него.

Крумс приближалась к мальчику. На её лбу блестели капельки пота.

Ловкач видел её раньше лишь однажды: устрашающих размеров женская фигура, не то круглая, не то квадратная, в ширину примерно такая же, как и в высоту. Её мясистая рука вытянулась вперёд, деревянная ложка указала на Ловкача. Но только на мгновение. Тут же ложка поднялась и треснула мальчишку по самой макушке.

– А ну-ка вышвырни этого ловца блох прочь отсюда!

Мальчишка уронил кота и попытался поймать, но тщетно.

– Кот, – рычала женщина. – Быстро…

Вдруг её перебила кастрюля, заклокотавшая, зашипевшая на плите за спиной.

– О, черти! – завопила она. – Моё фрикасе*!

Чары разрушились. Кухонный танец закрутился вновь. Повариха сосредоточилась на спасении соуса. И, пока она была занята этим делом, связка ключей, привязанная к её переднику, упала и отлетела в другую часть кухни.

Ключи, звеня, оказались рядом с лапами Ловкача. Самым заметным из них был латунный. Крупнее остальных и более старый, он тускло блестел.

Какая удача! Ловкач догадался, какой замок отпирается этим ключом. Вот удивится Пип! Но он, конечно, не стремится впечатлить мышь, нет.

– Ах! Угольные поджарки!

Ловкач оглянулся. Повариха сердито смотрела на ложку с соусом, который только что попробовала.

– Уродство! Выливайте его! Начинайте заново, тупицы!

Пока Крумс забыла о нём, Ловкач обнюхивал связку ключей. Он подтолкнул её носом и схватил зубами. Крадущейся походкой, на какую только способен кот, он повернул к двери, но вынужден был притормозить: ключи, раскачиваясь, звенели. В это самое мгновение душераздирающий крик раздался над головами и горшками:

– Мои ключи!

Никогда прежде на кухне не было такого балагана: мальчишки и судомойки отпрыгивали, отскакивали, бросались в стороны. Тяжёлая поступь поварихи сотрясала кухню.

Пока Крумс приближалась, Ловкача пронзила догадка. Вместо того чтобы скрываться, он ринулся прямиком в центр кухни, не поднимая глаз на кипящую от злости повариху. Несчастный мальчик-разносчик, которого она оттолкнула, схватил её за рукав и показал на кота одной рукой, другой защищая свою голову.

Взгляд, брошенный дамой на Ловкача, остановил бы самого чёрта, но Ловкач благополучно продолжал движение. Все взгляды были прикованы к нему, когда кот положил ключи прямо к носкам громадных ботинок. Яростная гримаса на красном лице сменилась чем-то ещё более пугающим. Было бы преступлением назвать это улыбкой. Однако это была именно она.

Люди не придумали более точного слова, чтобы описать это выражение лица: широко растянутые губы, пятнистые зубы, пухлые щёки, похожие на два перезрелых граната.

– Ты принёс мне ключи, да? – заворковала Крумс. Её напев, сладкий, как патока*, был ещё более странным, чем улыбка.

Она наклонилась, чтобы поднять ключи, потрепала Ловкача за подбородок.

– Какой славный котик, – сказала она.

Затем она наклонилась ближе и глубоко вздохнула. Странно посмотрев на него, она прошептала как будто с покорностью:

– А ты странный парень. Ладно. Держу пари, мышей здесь хватит для нас обоих.

Легонько шлёпнув его по голове (так, что он растянулся на каменных плитах), она подняла ключи. Ткнув пальцем в воздух, она произнесла:

– Учитесь послушанию у этого хвостатого, бездельники!

Ловкач задрал подбородок и гордо прошествовал из кухни. Он точно подгадал, когда дверь повернётся. При этом Ловкач едва держался на лапах от страха. Успокоившись, он твёрдо решил в дальнейшем избегать Крумс.

Наступила полночь.

Ловкач прошёл мимо всё ещё работающей кухни и начал спускаться по тёмным ступеням. Чем ближе он был к сводчатому погребу, тем сильнее чувствовал специфический, сырой запах старых кирпичей, дерева и пыли. На нижнюю часть лестницы падал отсвет ламп, висящих в зале. Ловкач вошёл в помещение с арочным потолком. Кладка казалась очень старой.