Галина Красовская - Серебряное дерево

Второй раз размахнулся Гнилушка — снова застонало деревце, и опять отскочил топор. Ведь древесина серебряного дереза была крепче железа и подчинялась только добрым рукам.

Поплевал Гнилушка на ладони, как это делали перед работой Рубако, семь братьев-лесорубов, и рубанул по стволу с тройкой силой и злобой. По-прежнему осталось деревце невредимым, но застонало громко и протяжно. Стон его был похож на звон струны, которую рванула грубая рука.

Долго дрожали ветви деревца, а листья звенели, и в вечернем воздухе далеко разлетались серебристые звуки-осколки.

Вдруг Гнилушка услышал топот: наверное, это бежит лесник Хвойка.

— Тьфу, чёртова коряга! Железо, а не дерево! — выругался Гнилушка. — Надо уносить ноги! Прокрадусь потихоньку на реку, разживусь красной рыбкой...

Лесник Хвойка — он, оказывается, тоже не был на карнавале — подбежал к Серебряной роще, прислушался: всё кругом тихо.

— Уж не померещилось ли мне — будто стук топора? Вздремнул, что ли, я нечаянно? — бормотал Хвойка. — Да нет же, не дремал ни капельки... Э-э-эх, подводят старые уши, и Фитильков аппарат не помогает. Или аппарат он мне сделал не ахти какой?.. Побежать разве к людям, спросить, не слыхали ль они чего? Нет, не побегу... Опять станут говорить: «Пора тебе, Хвойка, на Маковый лужок...»

Но тут Хвойка вспомнил, как однажды не поверил своим глазам, а у людей спросить постеснялся, и подменил ему кто-то материнскую землю.

— Пожалуй, всё же побегу! — рассудил Хвойка и решительно почесал затылок. — А то как бы ещё чего не случилось. Вот будет беда!

И он пустился к «Ёлочке» со всех своих стариковских ног.

Музыканты-свирельчата восседали на вышке, а Тромбус стоял перед ними в парадном фраке, с тонкой дирижёрской палочкой в руке. Недавно оркестр кончил исполнять весёлую фантазию собственного сочинения Тромбуса. Вся поляна дрожала от аплодисментов и возгласов «бис!», «браво!». Оркестр в ответ на это встал — так обычно музыканты благодарят слушателей.

Маэстро вновь вскинул палочку, а музыканты замерли, держа наготове инструменты и не сводя глаз с тонких рук маэстро.

И вдруг Тромбус вздрогнул, палочка его опустилась: тонкого слуха маэстро коснулся жалобный звон. Напоминал он звук струны, которую рванула чья-то грубая рука.

Все музыканты, словно по команде, тоже опустили смычки.

— Я слышу стон серебряного дерева! — не своим голосом вскричал Тромбус. — Его ударил топор!

Не поверить словам Тромбуса было бы непростительно — каждый школьник Свирелии знал, какой у маэстро замечательный слух.

— Тревога! — закричал Пятьюпять. — Все за мной, в лес!

Навстречу свирельцам уже спешил Хвойка.

— Враг скрылся! — запыхавшись, доложил он, сразу поняв, что слуховой аппарат Фитилька действует как положено.

А Гарпун со своим спиннингом пришёл в эту ночь на обрывистый берег Свирельки. Он любил иногда порыбачить и находил в этом занятии отдых от беспокойных милицейских дел.

На берегу Гарпуна ждал его ближайший друг Лягушонок.

Лягушонок подрос, ходил уже в пятый класс, но всё так же любил возиться с водой, и цыпки по-прежнему украшали его руки, ноги и даже нос.

Гарпун сбросил форменную куртку с блестящими погонами и остался в полосатой тельняшке. Потом он снял милицейскую фуражку и надел старую бескозырку, похожую на блин.

— Тысяча дьяволов! Куда запропастился пятидюймовый крючок! — ворчал Гарпун, роясь в карманах.

Отыскав наконец крючок, Гарпун раскурил трубку и задумался.

В гарпуновском воображении над тихими водами Свирельки ревели морские штормы и плыли, возвращаясь из дальних странствий, корабли с белоснежными парусами. А на капитанском мостике одного корабля стоял он сам, Гарпун, отважный морской волк, обожжённый солнцем и исхлёстанный ветрами всех широт...

Гарпун любил порассказать простодушным слушателям необычайные историйки, которые будто бы с ним случались. «Помню, когда я ещё не был списан на берег из-за своей огнестрельной раны...» — так обычно начинал Гарпун свои морские воспоминания и при этом гордо показывал всем небольшой шрам пониже коленки — след собачьего укуса.

А в последнее время Гарпун начал уверять всех, будто в свирельскую реку из дальнего моря явилась акула и что он видел, как она в камышовых зарослях пожирала рыб.

Свирельцы не считали Гарпуна вруном, они понимали, что просто у милиционера разыгралось воображение. Только один слушатель — Лягушонок — без оглядки верил каждому его слову.

Лягушонок любил среди мальчишек быть самым главным, командовал громким голосом и даже иногда грубил. Но как только поблизости появлялся Гарпун, Лягушонок затихал и не сводил с рыбака-милиционера восхищённых глаз.

— А реку ты запрудить можешь? — спрашивал Лягушонок затаив дыхание.

— Могу! — не моргнув, заверял Гарпун. Обожание Лягушонка воодушевляло его.

— И настоящую акулу поймать можешь? — снова замирал от восторга мальчишка.

— Пусть я проглочу тысячу морских ежей, если не поймаю! — громыхал в ответ бравый моряк.

Скоро слух о том, что Гарпун поклялся поймать акулу, распространился по всей Свирелии. Может, поклялся-то он сгоряча, но раз клятва дана, надо разбиться, а выполнить её. Моряки, как известно, слов на ветер не бросают.

И вот Гарпун явился на берег Свирельки, чтобы — сегодня или никогда! — сдержать морскую клятву.

Отсюда, с кручи, удобнее всего было забросить шнур спиннинга в камышовую заросль, где красные рыбы метали икру и куда, по наблюдениям Гарпуна, повадилась хищница акула.

Гарпун проверил, в порядке ли снасть, и полюбовался новым электрическим моторчиком, приделанным на удилище спиннинга. Моторчик этот ему подарил Фитилёк. Теперь спиннинг Гарпуна был не как у всех, а механизированный: шнур наматывался на катушку не вручную, а электрическим моторчиком.

— Таким спиннингом не только акулу, но самого морского дьявола поймать — пустяки! — сказал Гарпун.

Он закинул шнур в камыши, уселся поудобнее и стал ждать. Ночь была чёрная, хоть глаз выколи.

— В такую ночь акула придёт наверняка, — уверял Гарпун.

Не успел он это сказать, как в камышах послышались всплеск и подозрительная возня.

Гарпун включил моторчик, шнур стал наматываться на катушку и тащить что-то тяжёлое.

— Акула! — крикнул Лягушонок.

А у самого Гарпуна даже бескозырка подскочила на макушке.

Наконец над камышами показалась необыкновенная рыба, настоящее чудовище. Но тут, как назло, моторчик затарахтел, фыркнул и замолк. В нём что-то заело, шнур перестал наматываться, и чудовище повисло в воздухе высоко над водой.

— Клянусь, вместо акулы, я, кажется, изловил самого морского дьявола! — вскричал Гарпун.