Александр Афанасьев - Народные русские сказки А. Н. Афанасьева в трех томах. Том 1

В 1859 г. несколькими месяцами раньше, чем в Москве, был издан в Лондоне сборник «Народные русские легенды, собранные А. Н. Афанасьевым. Издание полное» [896]. Вероятнее всего рукопись, по которой печаталась эта книга в Вольной типографии, была доставлена Герцену Касаткиным. Судя по тому, что все страницы «Народных русских легенд», изданных в Москве, текстуально совпадают с соответствующими страницами бесцензурного издания, набор в московской типографии производился по печатному тексту данного издания, а не по рукописи. Выход в свет афанасьевского сборника легенд с разрешения цензуры вызвал негодование и протесты высшего духовенства. В донесении, направленном московским митрополитом Филаретом в Святейший синод и его оберпрокурору графу А. П. Толстому, этот сборник назван «полным кощунства и безнравственности», а в отзыве петербургского митрополита Григория, напечатанном в журнале «Духовная беседа», утверждалось, что «книга собрана человеком, забывшим действие совести, а издана раскольником, не ведающим бога» [897]. По настоянию церковников шеф жандармов В. А. Долгоруков уже в апреле 1860 г. отдал приказ о запрещении книги, которая, однако, была к тому времени распродана. Цензор Д. И. Наумов, разрешивший ее печатать, был уволен. Цензурные гонения усилились и вынудили тогда Афанасьева и Н. М. Щепкина временно прекратить издание «Библиографических записок». С чувством горечи Афанасьев сообщал 21 мая 1860 г. в письме к М. Ф. Де-Пуле, одному из своих воронежских сотрудников: «Легенды мои запрещены III Отделением, во власти которого очутилась наша цензура, сделавшаяся в последнее время (особенно в Москве) крайне стеснительною. Порядочных цензоров здесь разогнали, а на место их набрали идиотов и скотов в образе Прибыля и Росковшенко. Первый из них объявил крестовый поход против слова: разумный (подчеркнуто Афанасьевым. — Л. Б. и Н. Н. ); эта черта лучше всего обрисовывает его личность. «Православному Обозрению» также запретили печатать апокрифы; «Московские Ведомости» стали украшаться в большом количестве точками, целые страницы останавливаются цензором. При таких условиях я не мог бы издавать «Библ. записок» и рад, что обстоятельства заставили приостановить их. С одной стороны, я имел в виду поездку за границу, с другой, надо покончить издание сказок, а после того можно будет подумать и о возобновлении «Библ. записок». Авось к тому времени прекратятся и цензурные гонения» [898].

Запрет, наложенный на народные легенды, не был для Афанасьева непредвиденным: направляя ранее рукопись сборника легенд для издания в Лондон, он не надеялся на публикацию с разрешения цензуры, о которой писал в письме к П. П. Пекарскому от 23 сентября 1858 г. как о главном препятствии на пути публикации сборника [899]. Когда же книга легенд вышла в свет из Вольной герценовской типографии, Афанасьев приложил все усилия, чтобы тексты ее пропустить через цензуру, полагая, что медлить с изданием их в России никак нельзя, особенно в неожиданно сложившихся благоприятных условиях. «В настоящее время я сижу за легендами, — сообщал он в конце 1859 г. Е. И. Якушкину, — половина уже в ценсуре (у Наумова) и пропущена весьма хорошо; на днях отдам и остальную, а там и за печать. Должно пользоваться обстоятельствами и ковать железо, пока горячо, а то с Николою, Ильей Пророком и другими святыми чего доброго и застрянешь где-нибудь» [900]. Опасения, что можно и «застрянуть», подтвердились, когда, воспользовавшись обстоятельствами, Афанасьев успел выпустить сборник.

Запоздавший цензурный запрет имел все же для составителя немалые неприятные последствия, давшие о себе знать не только в гонениях на его журнал, но и в гораздо более строгом отношении цензуры к двум последним выпускам «Народных русских сказок», чем к изданным до 1860 г. четырем: «Пятый и шестой выпуски должны были появиться вместе на божий свет, но... цензура задержала одну книжку, — жаловался он в октябре 1861 г. Пекарскому, — только на днях получил половину рукописи, израненную и обагренную кровавыми чернилами. Все, что искалечено, я вынужден был выбросить вовсе и затем приступил к печатанью уцелевшего...» [901].

Лето 1860 г. ознаменовалось для Афанасьева радостным и долгожданным событием: наконец-то исполнилась его заветная мечта о поездке за границу. Вместе со своим родственником, художником-пейзажистом В. Ф. Аммоном он три с небольшим месяца пробыл в Германии, Швейцарии, Италии и Англии, посетил Штеттин, Неаполь, Флоренцию, Пизу, Лондон. Свои впечатления о поездке Афанасьев изложил в письмах к родным, отрывки из которых приводит А. Е. Грузинский в биографическом очерке о собирателе.

«Несмотря на туристский характер поездки и неизбежную беглость впечатлений, — замечает он, — письма эти читаются с интересом: в них сказалась недюжинная личность Афанасьева с его сильным здравым смыслом, живой наблюдательностью и метким остроумием. Здесь просто, но свежо переданы искренние впечатления швейцарской и итальянской природы, а также памятников искусства, которым Афанасьев умел наслаждаться во всех его формах; верно и метко подмечены черты нравов и быта» [902]. Из самых волнующих событий для Афанасьева во время заграничной поездки были торжества по случаю победы национальной революции в Италии и встречи ликующим народом в Неаполе ее вождя Гарибальди, когда там находился Афанасьев, и особенно его личная встреча с Герценом, к которому он тайком пробрался в Лондон в сентябре [903].

Новейшие исследования показали, что встреча Афанасьева с Герценом состоялась не случайно. К ней редактор «Библиографических записок» готовился в Москве при участии своих сотрудников: «Поездка А. Н. Афанасьева в Лондон в 1860 г. — пишет Н. Я. Эйдельман, — сопровождалась появлением в «Полярной звезде», «Историческом сборнике» и других герценовских изданиях многих материалов, собранных редакцией и сотрудниками «Библиографических записок». Вероятно, Афанасьев доставил Герцену также документ под названием «О праве государственном. Рассуждение о непременных государственных законах» [904]. К составлению этого документа был причастен Д. И. Фонвизин, и рукописная копия его нелегально распространялась среди декабристов племянником писателя — М. А. Фонвизиным.

Возвратился Афанасьев осенью 1860 г. на родину, «отдохнувший, бодрый и веселый, набравшись сильных и освежительных впечатлений» [905], приступил к обычным своим служебным и научным занятиям, готовил к печати последние выпуски сказок и теперь, когда цензурные репрессии усилились, стал теснее сотрудничать с лондонским изгнанником. В 1861 г. в герценовском «Историческом сборнике» и других изданиях Вольной типографии появился ряд документов из Архива Комиссии печатания государственных грамот и договоров, которым ведал Афанасьев [906]. Как уже отмечалось, эти документы, обличающие самодержавие, могли быть пересланы в Лондон с Касаткиным, ездившим туда вскоре после Афанасьева.