Георгий Полонский - Не покидай

Патрик с вопрошающим лицом поднял один палец.

- Да-да, один пока… нам еще рано туда. Подумай. Только не воображай, будто здесь ты мешаешь кому-то, избави Бог…

Патрик слушал, не поднимая глаз на Ее Величество.

- Видишь ли… Твои чувства к Альбине - давно же ни для кого не секрет. Меня, например, они ужасно трогают… И ее тоже, поверь, она ценит тебя… Ну зачем ты так усмехаешься? Да, ценит, ты самый верный друг ее детства и юности! Но, Патрик… здесь появится один знатный молодой иностранец… И мoжет случиться так, что девочка, совсем не желая того, сделает тебе больно… ты ведь такой ранимый. Понял, о чем я? Никто, повторяю, не гонит тебя, ты абсолютно свободен… Только в рамках хорошего тона, конечно. И благоразумия. Ты не выйдешь из этих рамок, ведь нет же, Патрик? Я могу быть спокойна?

Вот такой монолог произнесла королева Флора. Своим выразительным взглядом юноша обнадежил и успокоил ее: нет, он ее не огорчит. Вновь поцеловал ей руку, откланялся и убежал в сад.

Там повсюду были цветы, а ему требовалась крапива сейчас, крапива и терновник с колючками!… И снова - та гитара, тот голос со стороны, в котором печаль и надсада:

Не я,

но тот,

во мне живущий кто-то

опять кричит:

- Как сорок тысяч братьев!… -

и вопиет:

- Сильней всего на свете!… -

едва ли не навзрыд:

- Дороже жизни!…

но все это -

не говоря ни слова

и даже звука не произнеся.

( Стихи Юрия Левитанского )

Тут следовало бы упомянуть об одном узком окне из тех дворцовых окон, что смотрят в сад. И о контуре высокого костистого человека там, за стеклом. Это именно контур, не более. Однако, ясно было, что человек увидел Патрика, да и Патрик заметил его. Некоторое время это напоминало детскую игру в "гляделки": кто кого переглядит, не моргая. Ее сорвал приступ чиханья, напавший на человека за окном. Чтобы этот сотрясающий его приступ не происходил напоказ, этот персонаж исчез, гардины сомкнулись, - так что за значительным взглядом ничего значительного не последовало: насморк и насморк.

У таверны с покосившейся вывеской, на которой изображены сова и пивная кружка, стояла старая Клементина, к морде ее был подвязан мешок: она получала подкрепление.

А трое ее пассажиров находились внутри, они только что сделали заказ. Вот только расслабиться артистам не удавалось: те немногие завсегдаи, которые сидели здесь в этот час, как-то нервно озирались на наших героев… Нервно и диковато. А хозяин, наоборот, норовил мимо смотреть.

- Эх, принц! - вздохнул Желтоплюш. - Если б завалялся у вас хоть один золотой, не томили бы нас… и не косились бы.

Пенапью стал ощупывать себя и вспоминать:

- Вот отсюда они у меня атласный кошелечек вытащили… Отсюда - документы. Постойте-ка… а этот кармашек вроде упустили, прошляпили… Ура!

Он извлек-таки крупную сияющую монету. Его друзья захлопали в ладоши, находка здорово ободрила их. Ее и трактирщик, наверное, заметил, отчего и подошел вскоре. Но почему он не смотрел в глаза? Да и речь завел какую-то малообнадеживающую:

- Я вам, любезные, судачков посулил, в сметане. Так вот, изволите видеть, задержка с ними. Их кот украл, паскуда. Да… И сожрал! Причем - не наш кот, а соседский: из москательной лавки!

- Жалость какая, - пробормотал Пенапью.

- Ну ладно, мы не привередливы, - весело сказал Желтоплюш, - тогда другого чего-нибудь.

- "Друго-ого!" - недовольно протянул хозяин. - Ишь как просто… А за судачков кто мне заплатит? Нет, может вы не верите мне? Насчет кота? Эй, Гиппократ! - громко позвал он кого-то, озадачивая клиентов таким именем.

Появился угрюмого вида мальчишка. Одной правой рукой он держал аспидно-черного вздымающего шерсть дыбом кота, передние лапы которого были связаны ремешком.

- Это мой сынок, - представил хозяин. - Поклонись, невежа, башка не отвалится!

Парень шмыгнул носом и отвесил поклон.

- Слыхали, на какое он прозвище откликается? Гиппократ! Удостоен за то, что ловко режет кошек… Хирург растет, ей-богу! Так что, если желаете, он сделает этой черной каналье "чик-чик" - и ваши судачки будут вам предоставлены.

Повисла ошеломленная пауза. Лицо Марты исказил ужас - и передался Желтоплюшу:

- Что-то мы не поняли, хозяин… Из кошачьей утробы - на стол, что ли?! Вы… издеваетесь?

- А почему, интересно, я должен терять на этом? Заказ - ваш, - кот - москательщика, а в накладе оставаться - мне?! - трактирщик взывал к сочувствию других клиентов (подмигивая им! - Принц Пенапью готов был поклясться, что подмигиванье дважды имело место!). Те, другие, глумливо хихикали.

- Сейчас же отпусти животное! - взволнованно крикнул мальчишке Пенапью.

Гиппократ безразлично дернул плечом и, не развязывая коту лапы, уронил его на пол. Двумя безумными скачками кот достиг двери и брызнул туда. Хозяин подытожил довольно жестко:

- Коли вы такие добренькие… за воров заступаетесь, я вам ставлю в счет украденный продукт! Значит, ячмень для вашей кобылы - раз, судачки для кота - два… Чего для себя желаете?

Тут взорвалась Марта. Обращаясь к завсегдатаям, спросила:

- Господа, неужели это справедливо? Вы же слышали, что предлагал нам этот выжига? И вас не затошнило?!

Хозяин, возможно, только и ждал чего-нибудь в этом роде:

- Ах, вы еще и аппетит портите моим клиентам? И на смуту их подбиваете? Гиппократ, а ну кликни полицейского…

- Вот именно! - гневно подхватил принц Пенапью. - Полицию сюда! Интересно, дозволяет ли она такое свинство! - он весь в пятнах был.

Мальчишка ушел на улицу, хозяин - в кухню. Настроение у наших героев было отвратительное.

Человек, ближе других сидевший к ним, очень сдавленно, очень тихо сказал (даже губы как-то выворачивая в их сторону):

- Все с тех афиш началось, что на вашем фургоне… Напугался хозяин. Вы, как видно, нездешние… а у нас большие строгости насчет бродячих актеров. И все самовольные объявления запрещены…

Он осекся, этот человек, потому что в таверну уже входил дородный полицейский.

- Фургон и кобыла - чьи? - спросил он мирно.

- Наши, - живо ответил за друзей Пенапью. - Если что-то мы нарушили, это не со зла, господин полицейский… мы путешественники и просто не знали ваших законов…

Так он чистосердечно это сказал, что страж порядка улыбнулся:

- И только вчера вас отняли от материнской груди, верно? У-у, какая, - заинтересовался он монетой, лежащей на краю стола. - Где ж чеканят такие?

- У нас, в Пенагонии.

- Нет, сударь, тут другой герб - Мухляндии.

- Да? Что ж, вполне вероятно. Я ведь сейчас не прямо из дома… мы были в этой Мухляндии четыре дня, она - по дороге, - Пенапью обращался не к полицейскому, а к друзьям. - Я не рассказывал разве? Там король - коллекционер бабочек! Он так содержательно, так увлеченно про них говорит - я восхищен был…А этой денежкой мне там сдачу могли дать, я уж и не помню…