Миёко Мацутани - Булка цвета лисьего хвоста

«Ага! Это я получила в подарок от Коровы-чёрта!» подумала она и вскочила. Одевшись, она побежала на пастбище. Коровы, как всегда, не спеша жевали траву, пили воду, лежали.

— Коровы! Вы помните, что было ночью? — спросила Нон-тян, но коровы делали вид, что ничего не знают, и продолжали жевать траву, пить воду, валяться на лугу.

Нон-тян побежала дальше и примчалась к лесу дакэкамба.

В лесу было тихо. Лишь слышался голос кукушки да шелест листочков на деревьях. И это звучало как тихая музыка. Нон-тян, однако, не вслушивалась в эти звуки, а бежала всё дальше и дальше в глубь леса.

«Где же Поляна превращений? — думала она. — Иду, иду, а её всё нет».

Нон-тян постояла и пошла дальше. Снова остановилась и опять пошла. Всё лес да лес! А поляны не видно.

Нон-тян почувствовала, что сильно устала. Вчера она здесь не проходила, это было ясно. Она присела на корточки и потёрла колени.

— Пойду-ка я обратно! — сказала она бодро, встала и пошла.

Она шла очень долго, но лес всё не кончался. Давно уже должен быть конец ему, а всё тянулись те же дакэкамба.

— Я хорошо помню дерево на опушке леса. На нём сидели два голубя. Это были ещё птенцы. Такие странные, серенькие. Найти бы то дерево, тогда и выйду из леса. Ведь там, где входят, и выйти можно.

Однако дерева не было. В какую бы сторону она ни шла, куда бы ни поворачивала, дерева не было.

«Наверно, я заблудилась…» — подумала Нон-тян.

Лес молчал. Даже кукушки не пели.

Нон-тян стало страшно. Вчера ночью нисколько не боялась, а теперь вот страшно в этом лесу. Казалось, дакэкамба пристально глядят на нее.

Она шла шатаясь от усталости и вдруг незаметно вышла на свою любимую маленькую полянку. От радости она даже села на траву.

А когда заметила, что неподалёку сидит Кон, ещё больше обрадовалась. Кон сидел и внимательно что-то разглядывал. Нон-тян незаметно приблизилась к нему.

Кон глядел на распустившийся цветок космеи. Цветок был один. Значит, из всех семян, которые они с Коном посеяли весной, вырос только один-единственный цветок. Кон так задумчиво смотрел на цветок, что Нон-тян молча опустилась позади него на траву.

Цветок был прекрасен. Это был нежный, но крепкий цветок. Розоватые лепестки, чистые и гладкие, распустились, глядя в ясное, сверкающее, голубое небо.

— Нон-тян! Я вот подумал… — вдруг начал Кон. Оказывается, он знал, что Нон-тян подошла к нему. — Я подумал, что этот цветок тоже перевертыш.

— Как это? Почему?

— Семена были такие чёрные, а из них вырос красивый цветок.

— А…

— И мне хотелось бы вот так же… — Кон махнул хвостом.

— А я ходила искать Поляну превращений. И не нашла, — сказала Нон-тян.

— А её можно найти только однажды в году.

— Да?

— А так, сколько ни ходи по лесу, ни за что не найдёшь. Вдобавок ещё заблудишься. Искать Поляну превращений нельзя.

Нон-тян вздрогнула. Только теперь она заметила, что сжимает в ладошке голубоватый камешек. «Наверно, это он мне помог…» — подумала она.

А Кон продолжал серьёзно:

— А вчера ты была очень красивая. Как космея.

И Кон подпрыгнул и исчез в траве. Только рыжий хвост мелькнул и тут же скрылся.

Подул ветер, и космея качнулась. Нон-тян постояла немного молча и пошла домой завтракать.

Скоро начались занятия в школе и Нон-тян стало некогда. В горах вдруг похолодало, и коровы вернулись в деревни у подножия горы.

Травы на пастбище и на полянке пожелтели или покраснели, золотистые сусуки [5] Сусуки — высокая трава с соцветиями метёлками. склонили свои метёлки. Кон и Нон-тян собирали в корзинки дикий виноград, бруснику и грибы.

Дикий виноград был очень кислым и несъедобным. Но собирать его было интересно. Из брусники варили варенье. А грибы любил папа. Он их жарил или варил и, довольно улыбаясь, ел, запивая сакэ.

Нон-тян стала замечать, однако, что папа порой выглядел печальным. Зато Нон-тян была бодрой и здоровой, как никогда прежде. И когда в горах выпал первый снег, она стала радостно носиться кругом и кричать:

— Снег! Папа! Снег! Я буду кататься на санках. Папа, сделай ещё санки!

— Ладно. Сделаю, — сказал папа, но у него уже был жар.

Кон был очень рад снегу. Он выскочил из своего дома в чаще Оророн и стал прыгать и скакать.

Меж тем солнце село, снегопад усилился, и Кон подумал было, не сходить ли ему к Нон-тян, но передумал и, затворившись в доме, улёгся спать.

Когда Кон проснулся, было уже совсем темно, бесшумно падали хлопья снега, нагромождались в сугробы.

Снег всё падал и падал, и снегопаду не было видно конца. Кон подумал, не заснуть ли снова, но что-то тревожило его. Ему казалось, что кто-то зовёт его. «Может быть, Нон-тян? Но так поздно, она не станет звать меня, — подумал он. — Ну ладно, схожу к ней. Если спит, вернусь, и всё».

И Кон побежал по глубокому снегу.

Пока он спал, чаща Оророн стала такой прекрасной, что он не узнал её. «Вот это да!» — изумился Кон и немного полюбовался чащей. Потом храбро побежал дальше.

А снегопад всё усиливался. Трудно было сделать даже один шаг. Перед глазами кружился снег, и не было видно пути ни назад, ни вперёд.

«Вернуться, что ли?»

Кон остановился, но снова услышал: «Кон! Помоги!» Похоже, Нон-тян его звала.

«Что такое! Может, мне послышалось? Ну ладно. Пойду дальше».

И Кон побежал, громко напевая песенку.

У дома Нон-тян какая-то маленькая девочка набирала в ладошку снег и сыпала его в таз.

— Нон-тян! Что случилось? Почему ты гуляешь так поздно? — закричал Кон.

— Папа заболел. У него жар. Вот я и набираю снег, чтобы приложить ко лбу.

Нон-тян подняла таз, руки у неё были красные от холода.

— Сильный жар?

— Угу, — сказала Нон-тян, скорбно скривив губы.

Она вошла в дом, вылила воду из грелки, положила туда снегу. Вылитая вода была такой горячей, что над ней стоял пар.

Папа тяжело дышал, лицо его пылало. Видно, ему было совсем худо. Нон-тян печально присела у печки.

— Был бы телефон, можно было бы вызвать врача. А так нужно ехать в город, — сказала Нон-тян.

До города далеко. Даже на машине и то долго добираться. Нон-тян заплакала. Тихо-тихо.

— Мама! Мама! — чуть слышно прошептала она.

У Кона защемило в носу, и он поспешно отвернулся. Надо что-то делать. И он сказал бодрым голосом:

— Взгляни-ка, Нон-тян! Сейчас я стану телефоном.

Кон подпрыгнул, перевернулся через голову и, опустившись на стол, превратился… в телефон.

— Нон-тян! Звони скорее. Ну звони же!

Нон-тян так удивилась, что подняла — трубку, не вытерев слёз. Раздался звонок, потом голос телефонистки сказал: