Василий Попов - КУБАНСКИЕ СКАЗЫ

Ничего для себя не добилась за это время Паша. Хотела знаменитой летчицей стать, да подумала:

– «Это же сколько лет учиться надо? Сколько времени ждать, пока слава придет?»

Надумала на самую высокую гору подняться и тем свою доблесть доказать, но пошла она одна, ни с кем не захотела славы делить, заблудилась среди снегов-ледников, чуть не погибла, спасли ее другие альпинисты.

Решила книгу хорошую написать, но терпенья не хватило да знаний не было.

Только и осталось ей, что другим завидовать да злиться, что никто ей не хочет славу подарить…

Прошло немного времени, и позвали Наташу в Кремль краснозвездный. Вошла она в зал белокаменный, села среди многих людей и видит: подходит к столу девушка голубоглазая. А навстречу ей идет человек, всей стране известный, и прикрепляет на грудь девушке медаль золотую и руку ей пожимает.

Посмотрела Наташа на девушку и обрадовалась:

– Да ведь это Маруся, подружка моя ясноокая!

А потом к столу другая девушка подошла, и черные глаза ее радостью сияли. Ей тоже золотую медаль вручили.

– Так ведь это Дуся наша! – еще больше обрадовалась Наташа.

Тут и ее к столу позвали, тоже медаль и Ленинскую

премию ей вручили.

Сошлись подружки вместе, обнялись, стоят, друг другом не налюбуются.

И вдруг подходит к ним старик-ученый. И горит у него на груди такая же золотая медаль на алой ленточке. Подошел он к подругам и говорит:

– О чем вы думали, девушки, когда трудились так доблестно?

Посмотрела Маруся на ученого своими глазами голубыми и ответила:

– Думала я о народном счастье!

– Хотела я труд наших советских людей облегчить. О них думала, – сказала Дуся.

– Радость хотелось мне принести родному народу, – прошептала Наташа.

Улыбнулся старый ученый веселой молодой улыбкой и сказал:

– Правильно, дочки мои дорогие! И мною та же мысль владеет! Одной семьей мы все живем. А кто о счастье народном думает, о народе заботится, того народ любит и почитает.

Точно и а крыльях радостных, ног под собою не чуя, гуляли подрули по Москве. Идут, обнявшись, по московским улицам, золотые медали, как солнца маленькие, сияют, и всякий прохожий смотрит на подруг с приветом и любовью.

И вдруг подбегает к подругам Паша, плачет, обнимает их и спрашивает:

– Скажите, подруженьки, за какую доблесть вы славы такой удостоились?

Посмотрела ей в глаза Наташа и ответила:

– Нет у нас особой доблести, а есть любовь к народу нашему! А слава к нам пришла потому, что живем мы для народа, на его благо все силы свои отдаем!

Вскоре опять расстались подруженьки и разъехались в свои края. О трех из них и сейчас вся страна говорит – о высоких урожаях, что растит Маруся на кубанских полях, о новых машинах, которые строит Дуся, о песнях Наташи, дающих людям радость.

О Паше пока ничего не слышно. Но получили недавно в станице от нее письмо. Работает Паша на экскаваторе, строит в Сибири далекой гидростанцию. Пишет она, что полюбила свой труд, полюбила машину умную и все силы отдает своему делу.

Ну, а если в сердце человеческом любовь великая к своему делу, к народу родному пробудилась – значит узнает, полюбит такого человека и весь народ!

Правда это или небылица, я не знаю. Но только говорят люди, что лет сорок тому назад жил в одной кубанской станице старик, которого прозвали дедом Всеведом. Получил старик это прозвище за то, что на любой случай была у него приготовлена сказка-присказка.

Задумал как-то станичный атаман удивить казаков и прикатил из Екатеринодара в станицу на автомобиле. Автомобиль пылит по станичной улице, кашляет, людей удивляет. А дед Всевед махнул на него костылем и сказал равнодушно:

– Эка невидаль! Пророк Илья давно на колеснице без коней ездит.

А то провели в станичное правление телефон. Люди гурьбой бегали смотреть, как крутит атаман ручку и в черную трубку кричит, с Екатеринодаром разговаривает. Люди удивлялись, а дед Всевед только посмотрел и сплюнул:

– Дело известное! Вроде как почтовый телеграф. Слова сами собой по проволоке бегут…

Так и не удавалось ничем удивить деда Всеведа. А старик всю станицу удивил. Прошел как-то по станице слух, что уснул дед Всевед каким-то непонятным сном спит, не просыпаясь, уже десять суток. Вся станица у него в хате перебывала, все смотрели на деда. Поглядеть на него – вроде как мертвый, а на щеках чуть заметный румянец играет.

На одиннадцатые сутки приехали из Екатеринодара ученые доктора, осмотрели деда и объяснили народу, что сон у старика особенный, научный, а когда дед проснется – никому не известно. Поговорили доктора между собой, посоветовались и увезли деда Всеведа. Потом по станице слух прошел, что отправили старика в Москву, в особую больницу, чтобы всякие наблюдения делать…

И вот, сказывают, проспал дед Всевед сорок три года, четыре месяца и четыре дня, а потом проснулся. Ну, ясно, профессора и врачи, которые смотрели за стариком, очень обрадовались, расспрашивать деда начали, что он видел во сне, как он себя чувствует.

Покушал старик, отошел немного и говорит:

– Вот что, господа хорошие! Ничего я не чувствую, ничего не ощущаю! Отправляйте меня обратно в станицу, там меня сын и внуки ожидают.

Объяснили старику, что спал он целых сорок три года, что наверное, никто его в станице уже не ждет. А старик свое:

– Глупости вы говорите, господа хорошие! Придумаешь, сорок лет! Спящая царевна триста лет проспала – и то ее помнили. Почему же меня через сорок лет забыть должны. Род наш казачий – крепкий, долговечный. Все в нашем роду живут не меньше ста десяти лет, а мне сейчас, выходит, только девяносто шесть. А сыну Петру только шестьдесят пять. А внучонку Кольке только сорок четыре. Зовите извозчика, нехай везет меня в станицу, там и поговорим!

Видят доктора, что старик с характером, его не переспоришь. Заказали специальный самолет – прямо до станицы, назначили двух врачей сопровождать деда Всеведа и говорят:

– Ну, что же! Хотите ехать – езжайте! Вот вам сопровождающие!

– А зачем мне сопровождающие?! Что я, арестант, что ли? – рассердился старик.

Еле-еле уговорили его ехать с врачами. Вышел дед Всевед из больничного сада, а там его автомобиль ждет. Думали, удивится старик, а он – «ничего. Уселся в машину и говорит своим спутникам:

– Подумаешь, удивили! У нас в станице атаман на такой коляске ездил – только у него страшнее: больше дыма и грохота…

Приехали на аэродром. К самому самолету подкатили. Тут дед Всевед вроде как забеспокоился.

– Это что же? Нам на этом гусаке лететь придется? – спросил он и ткнул пальцем в самолет.

– Да, дедушка! Этот самолет для вас! Да вы не бойтесь! – успокаивает его врач.