Автор неизвестен - Эпосы, мифы, легенды и сказания - Ни далеко, ни близко, ни высоко, ни низко. Сказки славян.

Гости чарку выпьют, закусывают. Стол от угощенья ломится: поросёнок жареный, гуси-куры варёные, холодец так жиром и лоснится… Да бедному брату с колоды ни до чарки, ни до еды не дотянуться.

Вышел он в сени, хлебнул воды из кадочки, вернулся, пошарил по карманам — думал, может, корочка завалялась. А выгреб горстку семечек. Вот-то хорошо! Верно, дети насыпали. Сидит, семечки лузгает, будто после доброго глотка горелки закусывает. Один богач увидел и руку протянул.

— Никак семечки грызёшь? Отсыпь и мне маленько!

Тут и другие ладонь подставляют:

— И мне! И мне!

Мигом похватали, ни одного семечка у бедняка не осталось.

Погостевал он так у богатого брата. Не солоно хлебавши домой отправился.

Идёт, покачивается, ногу за ногу заплетает, будто и вправду выпил. И песни во всё горло распевает. Пускай люди думают, что богатый брат его хорошо попотчевал.

Вернулся домой, жена спрашивает:

— Как погостевал? Как тебя братец встречал-провожал?

— Лучше и не надо! — отвечает. — И наугощался, и напелся, и наплясался вволю. А вы тут, бедняжки, веселья не видели. Дайте хоть я вас повеселю.

Снял со стены свою скрипочку-песельницу, повёл по струнам смычком-плясуном. Да так заиграл, что, вот право слово, окажись вы в той хате, и вы бы в пляс пустились.

Жена бедняка руки в бока упёрла и пошла выступать, ровно пава. А дети и притопывают, и прихлопывают, и приплясывают, и присвистывают. Так вся хата ходуном и ходит. Битые стёкла в оконницах позванивают, побелка со стен сыплется.

Играет бедняк и удивляется:

— Боже ж мой, сколько у меня детей! Хотя постой, постой!. Химка да Хомка. Ненилка да Гаврилко, Параська да Стаська, да Иванко, да Степанко. Вот и всего. А тут… Ну-ка посчитаю: это моё… это моё… А это? Фу ты, так перед глазами и мелькают! Побей меня гром, это не моё. Вот опять мой, а вон те два опять не мои. Откуда же они взялись на мою голову?!

Протянул руку, схватил одного. Да так и отшатнулся — худое оно, малесенькое да зубастое.

— Вы кто такие?

А оно и отвечает писклявым голосом:

— Злыдни мы твои.

«Вот оно что! — думает бедняк. — Так это злыдни ненасытные всё моё хозяйство сглодали. Скоро, гляди, и до хозяев доберутся прожоры зубастые!»

— Где же вы живёте? — спрашивает.

— Как где? В подпечке.

— И хорошо вам живётся?

— Какое хорошо!.. В тесноте да в обиде. Смотри, сколько нас развелось.

А хотите, я вам просторное жильё сделаю?

— Хотим, хотим! — запищали злыдни из всех углов.

Прикатил бедняк большую бочку, что под стрехой стояла для дождевой воды, и говорит:

— Вот вам дом.

Как увидели злыдни бочку, так и полезли туда. Да каждый спешит, толкается, чтобы место занять получше. Грызню меж собой подняли.

Бедняк подождал, пока последний злыдень в бочку забрался, поставил её стоймя, вколотил днище да обруч покрепче набил. Потом отвёз бочку подальше и сбросил в овраг.

С того дня всё в хозяйстве на лад пошло. Одна тощая коровенка была, а двух хороших тёлочек принесла. Овцы тоже двойнями да тройнями плодятся. Птицы домашней развелось — не сосчитать. И урожай — на загляденье, что в поле, что в огороде.

А богатый брат видит всё и покой потерял.

«Зачем такое бедняку?! Он ведь к бедности своей привык, жил, веселился. А теперь до того дошло, что со мной в хозяйстве сравнялся. Каково это мне? От людей стыдно!»

Вот он и отправился к брату, будто невзначай, будто мимо шёл.

— Обрадовал ты меня, братец родимый! Расскажи, как тебе такое счастье привалило?

Младший брат ему спроста и выложил всё как есть.

— Так и так, — говорит, — злыдни у меня завелись было, а я их в бочку заколотил.

— И где же та бочка?

— Да в овраг сбросил.

— Ну и ладно. Живи себе, поживай, — говорит старший, а сам усмехается.

Прямо от брата пошёл богач к оврагу. Смотрит, и вправду лежит бочка. А в ней что-то шуршит, что-то стучит, что-то пищит — видно, злыдни хотят на волю выбраться.

Богач взял да и вышиб дно у бочки. Выскочили злыдни, худющие да голодные. Он им и говорит:

— Бегите скорее к брату!

— Э, нет! — злыдни отвечают. — У него нам плохо жилось. В голоде да в холоде сидели.

— Да теперь у него столько всего, что будь вас в десять раз больше, и то на всех хватит.

— Всё равно не пойдём. Он хитрый, нас в бочку заманил. Лучше мы у тебя жить станем. У тебя печка большая и подпечек просторный.

Испугался богач, бросился бежать. Да разве от злыдней убежишь?! Поцеплялись, как репяхи, за свитку, в чоботы набились, на плечи уселись, за пазуху забрались.

Как ни отбивался богач, поселились злыдни у него в хате. Что было добра, всё сожрали. Всего в хозяйстве нехватка, только бед несчастий вдоволь.

Не раз и не два старший брат вспоминал, что слыхал от людей: «Не желай другому, чего себе не хочешь!»

Вспоминал, да поздно.

Было у старика три сына. Выросли сыновья молодец к молодцу, в руках силы не меряно, волосы кудрявые, на щеках румянец играет. Вот однажды отец и говорит:

— Скоро вас женить пора, тесно всем в старом доме станет. Надо новый дом сработать.

Принялись они за дело. Брёвна таскали — ухали, сруб ставили — песни пели, крышу крыли — перешучивались. Долго ли, коротко ли — сработали дом.

— Ну, сыночки, — сказал старик, — доброе мы жильё изладили. Теперь бы узнать-угадать, каково нам там житься будет.

И послал старшего сына в новом доме ночь переночевать.

Дал ему с собой хлеба, и соли дал, и воды кружку. Велел всё на стол поставить и скатёркой прикрыть, а потом лечь спать да получше сон запомнить. Каков сон увидится, то и сбудется.

Старший сын по сказанному как по писаному всё исполнил.

Ночь переночевал, сон увидел, утром вернулся.

— Видел я, батюшка, — рассказывает, — полный двор поленниц, а в дому в печи огонь горит ясным пламенем.

— Это хороший сон, — отвечает отец. — Тепло жить будем.

На вторую ночь среднего сына посылает.

Тот в новый дом пришёл, хлеб, соль да воду в кружке на стол поставил, скатёркой прикрыл. Потом на лавку улёгся.

Всю ночь проспал до ранней зорьки. Утром вернулся, свой сон рассказывает:

— Снилось мне, что печь натоплена и жар уже в загнёток выгребли. А та лопата, что ты, батюшка, намеднись вытесал, так и скачет сама хлебы в печь сажает, а навстречу ей готовые караваи выпрыгивают. Пышные, румяные.

Отец обрадовался:

— Ну, значит, сытно заживём!

На третью ночь настал черёд младшего сына, Ивана.

Отец и ему хлеб, да соль, да воду в кружке дал.

Отправился Иван в новый дом. Хлеб на стол положил — хлеб на пол скатился. Солонку поставил — соль рассыпал. Из кружки вода расплескалась. Всё неладно!