Автор неизвестен - Эпосы, мифы, легенды и сказания - Ни далеко, ни близко, ни высоко, ни низко. Сказки славян.

Вошёл он в родную лачугу и сразу увидел — умирает мать и Смерть у неё в головах стоит. Горько заплакал юноша, сказал себе:

— Нет, не отдам её. В нужде и горе мать всю жизнь прожила. Пусть её бедное сердце хоть немного порадуется.

Взял да и переложил мать толовой в другую сторону. Старуха Смерть погрозила ему костлявым пальцем:

— Что ты делаешь, неразумный! Не для того я тебя учила, чтобы ты мне, Смерти, наперекор шёл.

— Но ведь это же моя мать! — воскликнул юноша.

Покачала Смерть головой и исчезла.

А мать от радости, что сын вернулся, скоро поправилась, и зажили они счастливо вдвоём.

Начал молодой лекарь людей лечить. Многих исцелил от злой хвори. Узнали люди, что зорок его глаз и твёрдо слово: если взялся врачевать — значит, вылечит. А откажется от больного—значит, судьба тому умереть и никакой другой лекарь не спасёт беднягу. Лечил он богатых и бедных и платы никакой не назначал — кто сколько даст, тем и доволен. Слава о лекаре разнеслась по всему краю.

И вот как-то позвали его к больной вдове. Пришёл он в нищую лачугу и увидел измученную женщину. Лежит она на полу, на соломенной подстилке, вокруг неё малые ребятишки копошатся, плачут, голодные, а в изголовье стоит его наставница Смерть.

Переполнилось его сердце жалостью к несчастным детям, что должны осиротеть, и сказал он Смерти:

— Уйди отсюда!..

— Не могу, — сказала Смерть.

— Прошу тебя, сжалься над детьми!

— Нет во мне ни злобы, ни жалости, — ответила Смерть. — Я делаю то, что должна.

— Ну, так и я сделаю, что должен! — воскликнул лекарь и переложил умирающую ногами к Смерти.

Смерть затряслась от гнева.

— Горе тебе! Дважды ты меня ослушался.

Повернулась и ушла.

А лекарь напоил вдову целебным снадобьем, принёс в дом еды, детям одежду купил и денег оставил.

Миновал год, и великое бедствие постигло страну. Могущественный враг напал на родину лекаря, жёг, грабил и убивал всех на своём пути. Под его натиском не устояли войска, и сам король бежал неведомо куда. И тогда храбрец из простых солдат поднял народ на защиту родного края. Собрал разбитое войско, призвал к оружию всех, кто мог его держать в руках, и двинул на врага.

В жестокой сече враг был потеснён, но отважный предводитель получил тяжёлую рану, и ряды защитников дрогнули.

К вечеру утихло сражение. Только двое бродили по полю боя в ночном сумраке — лекарь и Смерть. Когда старуха стояла в головах раненого, лекарь проходил мимо, хоть и рвалось его сердце от горести. Помогал лишь тем, у кого Смерть останавливалась в ногах.

И вот подошли они к предводителю, что лежал окровавленный и недвижимый, сжимая иззубренный меч. Лекарь склонился над ним и услышал, что сердце ещё слабо бьётся в груди. А когда поднял глаза, увидел, что Смерть безмолвно стоит у головы воина.

— Но если он умрёт, — воскликнул лекарь, — погибнет моя родина. Будь что будет! — И переложил раненого.

Отступила Смерть на шаг и сказала:

— Сделал ты по-своему, в третий раз преступил запрет. Этот будет жив. А ты иди за мной, я открою тебе последнюю тайну.

Привела его Смерть в ту самую пещеру, где он три года с нею прожил. Ударила в стену — и раздвинулись скалы. Там тянулся каменный коридор с бесконечными рядами горящих плошек.

— Смотри, — сказала Смерть, — в каждом светильнике горит огонь чьей-нибудь жизни. — И повела его в глубь коридора.

Остановились они перед четырьмя светильниками. В трёх масла было вдоволь и фитили горели ровным ясным пламенем. А в четвёртой плошке уже не было масла, и синий огонёк еле бился на почти сухом фитильке.

— Вот твоя плошка, — сказала Смерть. — А рядом горят жизни тех, кого ты у меня отнял. Но ты меня спас когда-то, и теперь я спасу тебя. Перелей масло из их светильников в свой, и ты будешь жить долго и счастливо.

Подумал лекарь и так ответил Смерти:

— Не могу я отнять жизнь у своей матери. Не могу осиротить маленьких детей вдовы. Не вправе лишить свой родной край защиты. Я не послушаюсь твоего совета!..

В тот же миг вспыхнул в последний раз огонёк в его плошке и погас. И лекарь упал мёртвым.

Смерть пожала плечами и побрела вершить свои дела на земле.

Рыбаки неразговорчивы, это всякий знает. В море выйдут — молчат, на берег вернутся усталые — и тут редко от них слова дождёшься. И не диво. Рыбак с кем дело имеет? С рыбами. А рыбы народ молчаливый, да и людского голоса они не любят, пугаются. И жёны рыбацкие скупы на речи, и матери попусту слов не тратят.

Только и в сосновом бору не всякое дерево прямо растёт. И в стаде, бывает, уродится корова с кривыми рогами. Так вот, в одном рыбацком селении, что раскинулось у самого моря, жила дочь рыбака по имени Бася, по прозванью Болтунья, а прозвище люди не зря дают.

Сама-то Бася была девушка неплохая, собой красивая и сердцем добрая. Зато язычок у неё — что трещотка, которой воробьев да ворон в саду распугивают. С утра до вечера мелет — слова, будто зерно из дырявого мешка, сыплются.

Отец её, когда непогода выдавалась и в море выходить нельзя было; уши паклей затыкал, чтобы дочку не слышать. Но нашу Басю так просто не перехитришь: плохо отцу слышно — значит, громче кричать надо. Потеряет старый рыбак терпение, скажет: «Лучше бы пошла погуляла». Ну, она плошки да горшки бросит, нарядится и пойдёт по селению. К одним соседям зайдёт — поговорит, к другим заглянет — опять поговорит. Откуда только у неё слова брались!

Однажды утром проснулась Бася, а отец уже в море собирает ся, высокие рыбачьи сапоги обувает. У Баси глаза раскрылись и рот раскрылся.

— Отец, а отец! Послушай, какой мне сон диковинный привиделся. Будто ложка скачет по столу вокруг чугунка и ему свой сон рассказывает. А ложке снилось, что чугунку снилось, будто он ложке колечко подарил. Проснулась ложка, а колечка-то нет. Это ведь ложке снилось, что чугунку снилось… Как ты думаешь, отец, колечко было или нет?

Отец только головой покрутил. Бася всё не унимается.

— Купил бы ты мне такое колечко.

— Отстань! — рассердился наконец старый рыбак. — Хоть перед ловом помолчала бы. Ну как рыба услышит?! Ни одна ведь в сеть не пойдёт.

— Вот и чугунок ложке говорил: отстань да отстань. А камушек в колечке зелёный, как морская волна.

Отец плюнул, хлопнул дверью и ушёл.

Обиделась Бася, надулась на отца. Надела платье получше, отправилась по соседям сон рассказывать.

Такой уж день у Баси выдался незадачливый — ни одна соседка её слушать не стала. Все от неё отмахиваются, своими делами занимаются.

«Никто меня не любит! — сказала себе Бася. — Уйду отсюда куда глаза глядят. Может, найду людей поприветливей».