Люк Бессон - Артур и месть Урдалака

Помахав рукой, Маргарита исчезает наверху.

Похоже, Арчибальд только и ждал, когда же, наконец, наступит тишина и вокруг не будет никого. Он глубоко вздыхает, присаживается на диван и пытается собраться с мыслями. Разумеется, Маргарита права. Она очень часто бывает права. Наверняка его волнения напрасны, и это послание на рисовом зернышке было всего лишь игрой воображения не в меру впечатлительного внука. Их обожаемого мальчика, неуемного фантазера.

Смирившись, Арчибальд направляется к лестнице, но неожиданно ощущает у себя под ногой какой-то очень мелкий твердый предмет. Опустив глаза, он видит на полу крошечный белый шарик, очень похожий на рисовое зернышко. Кряхтя, Арчибальд опускается на колени и с помощью лупы подбирает зернышко. Потом кладет его на ладонь, долго переворачивает и, наконец, под стеклом лупы различает вырезанную на боку зернышка надпись: «На помощь!»

— На помощь! — в растерянности шепчет Арчибальд. — Неужели Артур ничего не придумал? Неужели минипуты действительно в опасности?

Нет, внук никогда бы не смог сделать такую миниатюрную надпись, даже с помощью лупы. Следовательно, долой сомнения. В стране минипутов действительно случилось что-то ужасное.

Мать Артура вновь стошнило в мешок, который уже и без того полон. Отец брюзжит не переставая. Мысль о том, что мать может испачкать сиденье, мешает ему сосредоточиться на управлении машиной. Вот почему он то и дело совершает немыслимые зигзаги, отчего жена его чувствует себя просто отвратительно.

Артур пребывает в прежней позе — стоит коленками на сиденье и смотрит в заднее стекло. Правда, голову он уже больше не поднимает, ибо за окном нет ничего примечательного, только вьются клубы пыли, поднимаемые колесами. Растревоженная пыль, освещенная красным светом задних фар, розовым туманом окутывает дорогу, скрывая обочины. Мать чувствует, как у нее к горлу вновь подступает тошнота. Но, поскольку мешка у нее больше нет, она поворачивается к мужу, чтобы попросить остановить машину.

— Мне кажется, пора сделать остановку, тем более что впереди виднеется бензозаправка, — стараясь говорить как можно убедительнее, хрипло произносит она.

— Но у меня еще много бензина, — отвечает отец. — К тому же эти заправки посреди чистого поля всегда гораздо дороже, чем на автостраде.

— Нам надо остановиться не для того, чтобы заправиться, а для того, чтобы освободиться! — нервничает мать; ее бледное лицо говорит само за себя.

Волнуясь больше за свои сиденья, чем за жену, Арман решает остановиться на эспланаде, напротив павильона техобслуживания.

Не в силах долее терпеть, мать буквально на ходу выпрыгивает из машины и, прижимая ко рту обе ладони, мчится к туалету.

Отец с отвращением взирает на два мешка с пахучим месивом, стоящих под передним сиденьем. С искривленным лицом он двумя пальцами подхватывает мешки и отправляется на поиски мусорного контейнера, куда можно выкинуть эти отбросы, ничем, на его взгляд, не отличающиеся от ядерных отходов.

Не собираясь принимать участие в хождениях родителей, Артур сползает на сиденье, устраивается возле бокового окна и, тяжело вздыхая, смотрит на пыль, медленно оседающую на дорогу. Крохотные природные частицы, именуемые пылинками, очень красивы, особенно когда их много и на них падает свет от разноцветных неоновых надписей, украшающих бензозаправку. Пылинки собираются в облачка, образуют завитки и кружатся подобно снежным хлопьям, подхваченным легким ветерком.

Внезапно из пылевого облака выскакивает равнинный йети. Точнее, запыленная собака.

Это Альфред. Затормозив всеми четырьмя лапами, пес останавливается и энергично отряхивается, вертя одновременно и головой, и хвостом. Вокруг него тотчас образуется облако пыли. Лицо Артура озаряется радостью. Его единственный друг, самый прекрасный пес на свете, не бросил его в беде и последовал за ним! Как он только мог в нем усомниться?! Сам того не зная, Альфред явился спасти жизнь своему хозяину, а вместе с ним и минипутам! Ведь если Артур не придет им на помощь, они все погибнут!

Распахнув дверцу, Артур выскакивает из машины, и Альфред прыгает ему в объятия.

— Альфред, мой милый Альфред! — говорит мальчик, прижимая тяжелого пса к своей груди.

У Альфреда язык на плечо, от усталости он еле держится на ногах.

— Послушай-ка лучше вот эти звуки, — отвечает отец, заводя двигатель. — Восемьдесят лошадиных сил, а какой рев! Наверно, у них тоже большие проблемы с нервной системой, ха-ха-ха! Ух, какой храп! — радуется отец, словно дорвавшийся до бутылки алкоголик.

А в доме храпит Маргарита. Нельзя сказать, что Арчибальда это беспокоит. Ему просто не спится, но, разумеется, когда бессонница сопровождается громоподобным носовым свистом, от которого содрогается ночной столик, со сном можно распрощаться окончательно. Хотя бабушка худобой не отличается, тем не менее, трудно поверить, что ее храп может соперничать со звуками отбойного молотка новейшей конструкции. Или со свистком скороварки, стоящей на открытой на полную мощность газовой горелке. Арчибальд ворочается в кровати, подпрыгивая в такт храпу. Бабушка вряд ли ощущает эти подпрыгивания, однако в скором времени тональность ее храпа меняется. Звуки становятся ровными и монотонными, конвульсии ночного столика прекращаются.

Арчибальд смотрит на настенные часы с боем. Большая стрелка, подрагивающая в такт храпу Маргариты, ухитряется показывать еще и время. Даже если предположить, что она на пару минут ошибается, полночь все равно наступит очень скоро — через четверть часа с минутами. До урочного часа, когда лунный луч упадет на линзу подзорной трубы и откроет проход в страну минипутов, остается пятнадцать минут.

Арчибальд размышляет. Разумеется, Маргарита извлекла на свет весомые аргументы. Она права: для таких путешествий надо иметь крепкое здоровье, а он уже далеко не молод. С другой стороны, прослыть трусом среди минипутов было бы ужасно. А прослыть предателем в глазах собственного внука еще ужасней. Но даже если оставить в стороне рассуждения о доверии и предательстве, вдруг минипуты действительно в опасности?

Неужели он так и останется дома и до утра будет слушать громкий храп жены, звучащий то глухо, то с присвистом?

На миг Арчибальд замирает, затаив дыхание, а потом набирает в грудь побольше воздуха. Разумеется, он стерпит эти звуки. Вот уже тридцать лет, как он терпит их каждую ночь, и если даже сегодня ночь не такая, как обычно, она все равно когда-нибудь кончится. «А завтра настанет новый день», — устраиваясь под одеялом, подводит итог своим размышлениям Арчибальд. Уж если спать под громкий храп, то хотя бы с удобствами.