Феликс Кривин - Принцесса Грамматика или Потомки древнего глагола

И Каломель проснулась. Но Бравоита она не заметила. «Пусть ударят Гакманита!» — сказала она.

В этом месте рассказа фон Этика Синт и Морф почувствовали, что опять запахло плохой литературой. Хотя и Бравоит, и Гакманит, и Каломель — все это строго научные персонажи из науки минералогии, и именно из минералогии скорее всего почерпнул фон Этик те сведения, которые сейчас столь увлекательно излагал, но когда Каломель, красивая и медовая, потребовала ударить ни в чем не повинного Гакманита, тут уже запахло плохой литературой.

Известно, что хорошая литература не пахнет. Она проникает в нас незаметно, и у нас создается впечатление, что она там была всегда, задолго до того, как мы ее прочитали. А вот внешне художественная литература воздействует на внешние органы чувств, потому что в ней нет ничего глубокого, внутреннего.

«Пусть ударят Гакманита!» — это было рассчитано на эффект. Я просыпаюсь, передо мной стоит влюбленный солдат Бравоит, но я смотрю мимо него и говорю: «Пусть ударят Гакманита!» Так могла рассуждать Каломель, потому что она всю жизнь провела под землей и не могла выработать настоящего художественного вкуса. Но фон Этик… Фон Этик!

Фон Этик между тем продолжал:

— Едва она это сказала, как раздался оглушительный грохот и серый камень вспыхнул ярким пламенем. Возможно, от бессилия, что его бьют, а он не знает даже, кому ответить. «Ах!» — воскликнула Каломель и схватилась за то место, где, не будь она камнем, у нее могло быть сердце или что-то вроде этого.

Гакманит был прекрасен, как бывает прекрасен тот, кто не страшится принять на себя удар, но звездный час его длился всего несколько мгновений. А потом он стал тускнеть, пока не принял свой обычный серый вид. Каломель больше на него не смотрела.

Да, конечно, фон Этик начитался минералогии. В минералогии рассказывается об этом камне, о том, как он, обычно серый и неприметный, внезапно краснеет, когда его бьют. Неожиданное для камня самолюбие. Другие камни на такие вещи не реагируют: их бьют — и они бьют. Таковы у них отношения: кто кого сильнее ударит. Но краснеть, как спелое яблочко, — это, извините, не каменные дела, хотя о них и рассказывается в строгой науке минералогии.

А фон Этик продолжал свой рассказ:

— Все это время солдат Бравоит порывался вмешаться и командовал себе еще усердней, чем тогда, когда спешил на свидание: «Ать, два, бравой!» Но прийти на помощь Гакманиту ему так и не удалось.

И тогда я сказал Гакманиту: «Ударные гласные не зря подставляют себя под удар, их слово от этого обретает смысл, а зачем это вам, в вашем положении? Ведь сколько вас ни бей по голове, смысла в ней, извините, не прибавится».

Он сначала не хотел отвечать. Говорил, что у него свои причины, что постороннему этого не понять, но в конце концов сказал, что идет на это из любви к Каломели. К той самой Каломели, которая заставляет его избивать. «Это, — сказал он, — всего лишь физические удары, но любовь моя при этом торжествует, хотя самому мне приходится нелегко. Ведь Каломель, когда меня достаточно сильно ударят, какое-то время восхищается мной, и даже, мне кажется, немножечко меня любит…» Тут я, не удержавшись, воскликнул: «Но ведь это всего лишь мгновение!»

— И что же он вам ответил? — тут же поинтересовался Морф.

— Он сказал, что вся жизнь состоит из мгновений и, если в нашей жизни хоть несколько, хоть одно мгновение нас любят по-настоящему, можно считать, что мы не зря прожили свою жизнь.

В это время подал голос профессор Храп. Голос у него был громкий и внушительный, но несколько нечленораздельный, и наставникам Хрипу и Сипу пришлось перевести замечание профессора на общедоступный язык:

— Профессор напоминает, что в атмосфере при обычных температурных условиях скорость звука не должна превышать трехсот сорока метров в секунду. Кроме того, он подчеркивает, что звук не может лететь со скоростью света, поскольку у света поперечная волна, а у звука — продольная.

Тетушка Шепотня сказала:

— Ты бы, Гик, поискал себе среди продольных. Это все волна Света, — объяснила она окружающим. — Ему неудобно говорить, но это она.

— Выкладывай, Гик, — сказал дядюшка Децибел. — Здесь все свои, можешь не стесняться.

И нарушитель Гик рассказал:

— Когда юный Плеск встретился с лунным Блеском, они уже не могли блестеть и плескаться по-прежнему, они поняли, что жизнь каждого из них была не полна, что это была всего лишь половина жизни. Вот почему их так потянуло друг к другу: чтобы вырваться из темноты, чтобы избавиться от немоты, чтобы одновременно светить и звучать, то есть жить так, как достойно жить в этом мире… А мы? Когда мы, волны, встречаемся, мы просто не замечаем друг друга, мы проходим друг через друга и спокойно продолжаем свой путь.

— Таково основное свойство волн, — подал голос профессор Храп, и наставники Хрип и Сип донесли этот голос до слушателей.

Тут поднялся Галдеж. Поднялся и сказал:

— Между прочим, это и твое свойство, Гик, не думай, что ты от нас отличаешься!

— Я не отличаюсь. Но я хотел бы отличаться.

— Так я и знала, — проворчала тетушка Воркотня. — Он хотел отличиться и поэтому стал бегать с такой сумасшедшей скоростью.

— Он просто хотел отличиться, — подхватили Шушу-ки, — и поэтому стал бегать с сумасшедшей скоростью за этой волной. Это же так просто…

— Нет, не просто, — сказал нарушитель Гик. — В том краю, где живут Топот и Гул, где уходит вдаль Перестук, пропадая где-то за поворотом, там стоят у дороги деревья и верстовые столбы и с тоской глядят на дорогу. Они ждут: не покажется ли вдали автобус, телега или пешеход. Ну-ка, кто быстрей пробежит мимо пешехода, телеги или автобуса? Они приготовились. Они замерли в ожидании… Вот сейчас покажется телега, пешеход или автобус — и они побегут…

— Деревья и столбы побегут! — зашумел Галдеж. — И как же они побегут — медленно или быстро?

— Мимо автобуса быстро, мимо телеги медленней, а мимо пешехода шагом пойдут.

Децибел сказал:

— Опять ты, Гик, сочиняешь.

— Он не сочиняет, — сказал профессор Храп. — По теории относительности нет никаких оснований утверждать, что автобус движется мимо деревьев, а не деревья мимо автобуса. Если заданы две системы, движущиеся относительно друг друга равномерно и прямолинейно, то любая из них может рассматриваться как покоящаяся.

— Значит, если Гик пробегает мимо нас с превышением скорости, то можно считать, что это мы превышаем скорость, двигаясь мимо него в противоположном направлении? — сказал Хрипу Сип. — Нет уж, не будем валить с больной головы на здоровую!

А нарушитель Гик продолжал:

— Сколько в мире деревьев, столбов, домов… Сколько в мире их, движение которых зависит от нас, способных двигаться! Ведь если те, кто способен двигаться, будут оставаться в покое, то те, которые от природы обречены на покой, никогда не узнают, что такое движение…