Феликс Кривин - Принцесса Грамматика или Потомки древнего глагола

Богатейшее наследие потомка французских королей, польского и русского ученого, погибло в Германии, в которой оно нашло приют в самое неподходящее время.

Архив Бодуэна де Куртенэ, рукопись многотомного «Этимологического словаря русского языка» Фасмера… Бомба упала в Германии, но она уничтожила кусочек России…

Самый неблагоприятный год не может быть окончательно неблагоприятным. Такова уж этимология, таково происхождение слова ГОД.

Когда-то ГОД означал: желаемое, благоприятное время.

И не потому, что раньше не было трудных лет, их было побольше, чем сейчас, но, как видно, по тем временам, они считались благоприятными. Тем более, что ведь ГОД состоял из НЕДЕЛЬ, то есть, из таких дней, когда ничего НЕ ДЕЛАЛИ. А складывались ГОДЫ в ВЕКА, которые обозначали силу, здоровье. Отсюда и ЧЕЛОВЕК пошел: от силы, здоровья. Первоначально человек был задуман как здоровый человек.

Вот потому-то ГОДЫ и считались благоприятными. И о них говорили:

— Плохой год, но благоприятный.

— Ужасный год, но благоприятный.

Это уже потом, когда стало полегче жить, появились неблагоприятные годы. А раньше, по тем временам, все годы считались благоприятными.

Беспросветными, но благоприятными.

Безысходными, но благоприятными.

И даже ПОГОДЫ были хорошими, потому что у них в корне — ГОД, то есть желаемое, благоприятное время.

У фантастов есть понятие: развилка во времени. Это два будущих при одном настоящем. В действительности у человека будущих значительно больше, и его поведение в настоящем не что иное, как выбор будущего. Из всех этих будущих осуществляется только одно, а остальные навсегда останутся неосуществленными. Но это хорошо, что они есть — хотя бы в возможности. Чувствуешь себя увереннее, зная, что от тебя зависит выбор.

Если он от тебя зависит…

Что может быть несчастней будущего, которое никогда не станет настоящим, навек останется недоступным, как недоступен уходящий от нас горизонт?

Слово война этимологически родственно слову вина. Это непременно чья-то вина, если у человека отнято будущее…

Язык, давший бессмертие смертному человеку, помогает ему ступить за горизонт, за ту черту, за которой — но чьей-то вине или по войне — его присутствие на земле переходит в его отсутствие. Но с тех пор как существует членораздельная речь, членораздельная мысль, его отсутствие не будет таким пустым и безнадежным. Все на земле умирало бесследно, пока не появился язык, преодолевший границы смерти…

И прошлое — самое далекое — живет. Прочитанное сегодня, оно в нашем настоящем живет, и на его закрытых глазах рождается будущее…

Впрочем, для прошлого в этом не много радости. Потому что ни радоваться, ни печалиться прошлое не умеет…

Потебня рассказывает о пятилетнем Алеше, который, когда ему очень не хотелось уезжать из Харькова, воскликнул:

— Бедный Харьков!

Это очень по-детски, но не только по-детски. Просто взрослые умеют скрывать свои чувства. Они боятся показаться нескромными и потому не высказывают вслух сожаления о городе, который остается без них, о жизни, которая остается без них… Бедная жизнь! Как она будет без них?

В актовом зале Харьковского университета перед началом публичной лекции профессора Овсяннико-Куликовского распространилась весть о смерти профессора Потебни. Ее пытались скрыть от лектора, ученика Потебни, чтобы не испортить ему публичную лекцию, но плохую весть разве удержишь?

Дмитрий Николаевич Овсяннико-Куликовский начал свою публичную лекцию. Тема ее была далекой от того, что сейчас переполняло зал, тема была даже несколько отвлеченной… Но за ней все время стоял конкретный человек. Тот, единственный, неповторимый человек… Каждый человек неповторим, но одних повторять не хочется, других повторять необязательно, а есть такие, неповторимость которых ощущается как личная боль даже людьми незнакомыми и чужими.

Он пришел в этот университет в 1851 году, а сейчас был 91-й. Сорок лет — это много даже для университета, а для человека — это целая жизнь… Но понадобится еще тридцать лет, прежде чем к Потебне придет настоящее признание… И тогда о нем заговорят люди, далекие от его науки, но близкие ему в чем-то более важном… «…человека характеризует не знание истины, а стремление, любовь к ней, убеждение в ее бытии». «Истина, добро, красота входят узкими вратами…» — и это сближает входящих в эти врата…

Лекция была о другом, но мысли эти в ней ощущались. И, может быть, они вдохновили впоследствии лектора на трехтомный труд под названием «История русской интеллигенции», — вдохновили те, еще недавно живые, а сегодня ушедшие, ставшие мыслью…

Русские интеллигенты… Откуда в них эта способность — уходя в иной мир, оставлять на земле свою душу, передавать ее живущим как эстафету негаснущего огня? Продолжаться — в помыслах и делах живых, в их борьбе, в их страданиях?.. Слово интеллигенция вошло в русский язык в 60-х годах прошлого века, но, еще не называясь никак, русская интеллигенция достаточно себя зарекомендовала. А начавши так называться, попала в европейские словари в качестве особого понятия: «Русская интеллигенция».

Потебня, Фортунатов, Шахматов…

Все они умерли на рассвете, почти в один и тот же час…

Почему люди чаще умирают на рассвете?

Они умирают на рассвете нового дня, чтобы хоть одной ногой ступить в этот день. В этот будущий день. Уходя в прошлое, хоть одной ногой ступить в будущее…

Сто лет — с 1814 по 1914 — вместили в себе две жизни и одну мечту. В 1814 году родился Федор Николаевич Фортунатов, мечтавший стать ученым-филологом и ради этого окончивший тринадцати лет гимназию и девятнадцати — университет со степенью кандидата… Но от этой мечты пришлось отказаться. Мечту отца осуществил его сын — Филипп Федорович Фортунатов, замечательный лингвист, основатель Московской лингвистической школы.

«Жаль, что этот глубокомысленный ученый не печатает всех своих трудов, — сожалел академик И. В. Ягич, — по статьям его непосредственных учеников видно, что лингвистические воззрения Фортунатова, известные из вторых рук, могли бы во многом дополнить и поправить выводы западноевропейской науки».

Он печатал меньше, чем знал. Другие печатают больше, чем знают.

Он добился больших успехов в области сравнительно-исторического языкознания, но после его смерти они не получили развития — в условиях господства «нового учения о языке». А тем временем западноевропейская наука ушла вперед, и достижения Фортунатова оказались пройденным этапом.

Но он не знал этого. Он умер в 1914 году — в разгаре борьбы за реформу русской орфографии, в разгаре многих незавершенных работ, умер счастливым человеком…