Светлана Волкова - Сказки мышонка Сухарика

Отнесла соседскому Шарику в будку. И тот нос воротит. Ничего из Тислого Кеста не вышло.

— А все ты виноват, — ругает бабка Пашутку… — Твой ушат кособокий.

Взял Пашутка ушат, пошел к деду Полешко. Долго мудрили, пока новый не сбили. Старался Пашутка, аккуратно клепку к клепке подгонял. Зато вышел ушат — загляденье. Не кособокий, не кривобокий. И оба уха на месте.

Пашуткина мать далеко уезжала, оставила сыну Резной Гребешок. Гребешок утром рано Пашутку причешет, пригладит, будто ласковой рукой погладит. Вечером колыбельную песню споет:

Забыл Пашутка утром, что ему пел Резной Гребешок. Вышел с Резным Гребешком за порог. Увидела его сорока-щеголиха, стала Пашутку приманивать:

Пашутка к сороке близко подошел, схватила она Резной Гребешок и вмиг улетела. Ходит Пашутка, головы не поднимает, все под ноги смотрит — может, выронила сорока его Гребешок?

Искал — не нашел. Нет его ни под забором, ни за забором, ни в канаве, и на дороге нет. Нашел Пашутка только перья сорочьи. Пошел он там, где перья падали, и пришел к сорочьему дому.

Двери отворил — перед зеркалом сорока-щеголиха сидит, держит в цепких лапах Резной Гребешок и поет:

Как пошел Гребешок петь-плясать! Как пошел сороку чесать!

Гребешок поет, сорочьи перья дерет, только пух по сорочьему дому летает. Выпустила сорока Резной Гребешок, Пашутка его подхватил и бежать. А сорока следом. Да не одна. Всю сорочью стаю собирает, стрекочет, кричит, Пашутку пугает:

— Поймаем — Резной Гребешок отберем! А тебя защиплем, заклюем!

Заслонил Пашутка руками глаза да к волку в дом и угодил. Волк обувался — от удивления сапог из лап выронил.

— Ой, спрячь меня, дяденька Волк, — просит волка Пашутка. — Гонятся следом сороки. Хотят Резной Гребешок отобрать. Меня заклевать, защипать.

— Вот удивил, — рассмеялся волк. — Когда это волки были малым ребятам защитниками? Да я всех коз в лесу разогнал. Я всех зайцев распугал! Не добуду сегодня ничего на охоте — и тебя не помилую!

Обул волк сапоги, взял ружье, заглянул в пыльное зеркало.

— Ох, и худ я стал. Шерсть как на бездомной собаке скаталась. Дай-ка мне, что ли, твой Гребешок.

Стал Гребешок волка причесывать. Водит по мосластой спине. Гладит по лобастой голове. Нагнул голову волк, глаза прячет, вздыхает:

— Так ласково меня только матушка гладила. Бери свой Гребешок. А сорок я сейчас распугаю.

Взял волк ружье — как пальнет! Разлетелась сорочья стая в разные стороны. Пашутка домой побежал. А сороки — хитрые. Стрельбу переждали, снова в стаю собрались — и вдогонку:

— Не ищи у волка защиты! Не ищи! Гребешок отберем, заклюем и защиплем!

Кинулся Пашутка с тропы в сторону и провалился в сугроб.

А в сугробе — заячий дом. Зайчиха у прялки сидит, куделю расчесывает.

— Ой, спрячь меня, тетя Зайчиха. По пятам сороки летят. Хотят заклевать, защипать, Резной Гребешок отобрать.

— Лезь к зайчатам на печку.

Залез Пашутка к зайчатам на печку, смотрит: зайчиха гребнем куделю дерет, сердится.

— Возьмите, тетенька, мой Гребешок.

Чешет куделю Резной Гребешок, да так ловко — ниточки не запутает, не порвет. А куделя все больше становится и все белей. Смотрит Пашутка с печи — куделя на мелкие хлопья рассыпалась. Разлетелись хлопья по лесу. От земли к небу, от неба — к земле. А зайчиха все прядет, колыбельную песню зайчатам поет:

Смешала пурга небо с землею. Сорокам и хвостов-то своих не разглядеть. Разлетелись они, по домам попрятались. А прялка поет, прялка кружится. И видит Пашутка с печи — узорье на прялке точь-в-точь, как у его матушки на сарафане. И не прялка перед ним кружится — матушкин сарафан на ветру раздувается.

Подошла матушка, сняла Пашутку с печи, взяла за руку — из метели, из лесу домой вывела. Спать уложила, на ночь причесала и колыбельную спела. Проснулся утром Пашутка — он дома. А рядом с подушкой Резной Гребешок.

Перед весной стала бабка Анфиса болеть. Лежит на кровати, кашляет, пьет горькое лекарство из пузырька.

— Бабушка, — тревожится Пашутка, — ты когда поправишься?

— Вот появятся на старой раките барашки, встану, пойду на них посмотрю — сразу здоровая стану.

Каждый день бежит Пашутка на речку Шептунью, к старой раките, не появились ли барашки? Увидел, что хвостики из почек торчат, и к бабке Анфисе:

— Бабушка Анфиса! Уже хвостики торчат! Одевайся, пойдем на Шептунью! Посмотришь на барашков — здоровая станешь.

Невесело бабка Анфиса взглянула:

— Не дойти мне, Пашутка, до речки. Вот если бы мне мою молодость хотя на минутку, сразу бы стала здорова.

— А где твоя молодость, бабушка?

— Ушла на дно речки, стала колечком, — сказала так бабка и отвернулась к стенке.

Побежал Пашутка на речку Шептунью. Засыпана снегом Шептунья, покрыта толстым льдом. Никого нет кругом. Стоит Пашутка на мосту под старой ракитой. Видит: барашек из почки выглядывает. Белый, точно голубь. А копытца — красные. Позвал его Пашутка:

Выпрыгнул барашек из почки. Пробежал, простучал по мосточку и спрыгнул на лед. Опять Пашутка просит:

Ударил барашек копытцем об лед и пробил во льду прорубь. Вода в проруби чистая, словно слеза. Каждый камешек видно. Много их, камешков, круглых, белых. Один камень серый, большой. А колечка на дне не видать. Все бы камешки Пашутка на дне перебрал, если б только до дна достал. Просит он барашка: