Китайские Сказки - Китайские народные сказки

— Пойдем воды попьем, пойдем воды попьем!

Подбежал к мальчику юноша, красной ниткой связал его и ослика, вмиг превратились они в редкостные сокровища, в два корня целебных: жэньшэнь — человечий корень, да шоушэнь — звериный корень. Побежал юноша дальше, вырвал у царей змеиных все четыре глаза — добыл сокровище редкостное, жемчужины, которые в ночи светятся.

Настали в горах мир да покой, травы, деревья, птицы, звери — все радуются. Камни и те головой кивают, улыбаются. Сдохли царь да царица-удавы, никого больше не проглотят, никого не обманут. Лягушки, вороны, птички банчуйняо, сороки, старая береза да тысячелетняя лоза — все юношу с победой поздравляют, скачут, поют. А юноша их за помощь благодарит.

Сел юноша на коня, домой отправился. Услыхала мать, что сын обоих змеев одолел, к груди его прижала, плачет и говорит:

— Удалось тебе, сынок, сделать то, чего не смогли твой отец и дед.

С той поры к горе Чанбайшань все больше и больше людей тянется, кто охотой промышляет, кто целебный корень ищет. И все прославляют храброго юношу Лю Юн-цзюня, который удавов изничтожил, все наперебой про него рассказывают. А когда через много-много лет люди в те места пришли, где Лю Юн-цзюнь с удавами дрался, осыпи красных камней уже не было. Только камни в горах кровью змеиной окрасились, и назвали люди те места Красным ущельем. Сами удавы в белый камень превратились, двумя длинными хребтами вытянулись, и назвали те хребты Манванлин — хребты Царей-Удавов.

Жили в старину два брата. Старший женатый, меньшой холостой. От зари до зари трудится меньшой в поле. На рассвете встанет, похлебает рисового отвара прокисшего, идет в поле, до обеда спины не разгибает, в обед опять отвара поест, до позднего вечера трудится. А старший брат с женой дома сидят, разными яствами лакомятся.

Пашет как-то меньшой брат, вдруг старый вол ему и говорит:

— Ню-лан, ты домой обедать пойдешь?

— Я бы пошел, да боюсь, заругают, коли ворочусь рано.

— А ты не бойся, иди!

— Как же я пойду?…

— А так… Видишь на том краю поля большой камень? Допашем до него и плуг сломаем.

Подошли они к большому камню. Вол как разбежится. а Ню-лан ему помогает, плуг подталкивает, потом как дернет его назад — затрещал плуг, в щепы разлетелся. Пошли они домой.

Невестка как раз пельмени стряпала. Увидала она деверя и говорит ласково:

— Садись, братец, ешь скорее, я уже хотела посылать за тобой!

А старший брат спрашивает:

— Ты что так рано воротился?

— Плуг сломался.

Ничего на это не ответил старший брат. А младший уселся и давай пельмени есть.

Пошел Ню-лан на другой день пахать. Стало время к обеду приближаться, вол и говорит ему:

— Ню-лан, в обед все люди пампушки едят.

— Не пойду я нынче домой!

— Да ты не бойся, иди.

— Как же я пойду…

— Видишь на том краю поля большой камень? Допашем до него, соху разобьем, домой пойдем.

Подошли они к большому камню. Вол как разбежится, а Ню-лан ему помогает — дернул он соху назад: пын! Затрещала соха, в щепы разлетелась. Пошли они домой.

Увидела деверя невестка и давай ругаться:

— Ах ты, безмозглый черт, опять в такую рань пришел обедать!

Спрашивает старший брат:

— Ты чего так рано воротился?

— Соха сломалась.

Ухмыльнулся старший брат и говорит:

— Вчера плуг сломал, нынче соху, видать, неохота тебе в поле работать. Завтра тебя отделю!

Тут как раз невестка пампушки принесла, на пару испеченные. Ничего не ответил Ню-лан брату, за еду принялся.

Пошел Ню-лан на третий день пахать. Стало время к обеду приближаться, вол и говорит ему:

— Ню-лан, нынче на обед пирожки, в масле жаренные. Пойдем домой.

— Не могу я! Брат вчера грозился отделить меня!

Отвечает вол:

— Не бойся, иди домой. Рано ли ты воротишься, поздно ли, — все равно делиться.

— А что я скажу, если сейчас ворочусь?

— Скажешь — ручка от сохи сломалась, а мы ее сейчас об камень разобьем.

Подошли они к большому камню, разбежался вол, а Ню-лан ему помогает, — как дернул назад: кэча! Треснула соха, отломилась от нее ручка. Стал Ню-лана вол поучать:

— Накоси травы гэрмань, прихвати охапку. Придем домой, брось ее мне, только есть ее я не стану, ты пообедай, после подойдешь ко мне и скажешь:

Когда брат выделит тебе долю, ты ничего не бери, попроси только старого вода, старую телегу да веревку с узлами.

Увидела невестка, что Ню-лан опять рано воротился, разозлилась и давай его ругать:

— Ах ты, безмозглый черт, опять в такую рань пришел! И как только ты про пирожки пронюхал?

Увидел старший брат сломанную ручку от сохи, от злости слова вымолвить не может.

А пирожки зарумянились, так и шипят в масле, пора их к столу подавать! Ничего не ответил Ню-лан брату, за еду принялся. Ходит вокруг него невестка, злится, поглядывает косо. Ню-лан наелся, вышел во двор, встал перед волом и говорит:

Услыхала это невестка да как закричит в сердцах:

— Черт безмозглый, болтать — это ты мастер, а как за дело примешься, все у тебя из рук валится.

Слез старший брат с кана, пошел людей скликать, чтоб свидетелями при разделе были.

Спрашивает невестка:

— Ты что возьмешь, братец?

— Ничего мне не надо, только старого вола, ломаную телегу да веревку с узлами.

— А рису не возьмешь?

— Не возьму!

Не стал Ню-лан дожидаться брата, крикнул волу: «Пошли!» — запряг телегу и уехал.

Выбрались они за околицу, Ню-лан и спрашивает:

— Куда ж нам теперь путь держать?

Отвечает вол:

— Прямо на юг.

А длинная-предлинная дорога, которая была перед ними, как раз и вела на юг.

Ехали они, ехали и только к вечеру до ущелья добрались. Смотрят — ручеек у самого входа чистый, прозрачный.

Говорит вол:

— Ну не благодать ли! Захочешь пить — вода рядом. Захочешь есть — трава под ногами. Распряги-ка меня, а сам отдохни вон на том большом черном камне!

Пошел вол в ущелье, медленно идет, зеленую травку жует, похрустывает. А Ню-лан голодный на камне сидит.

Говорит Ню-лан:

— Хорошо тебе, вол, ты и наелся, ты и напился. А мне каково? Хотел я риса немного с собой захватить, да ты не велел. Что же мне теперь делать?

Промычал вол: игэ-гуай, обратно повернул, спрашивает:

— Ты есть хочешь? Иди туда, где дорога сворачивает, купи еды, какой хочешь, а расходы на меня запиши.

Пошел юноша, куда ему вол сказал, наелся досыта. Спрашивают его: