Третьяков Федорович - Андрейка и лодырь Ромашка

– Амфибрахии знаете?

Брат Федор, глядя исподлобья, тихонько покачал головой.

– То-то! Не доросли еще, чтобы в амфибрахиях разбираться!… – гордо сказал Андрейка и прошествовал дальше.

Ему захотелось сходить глянуть, как там проводит свою презренную жизнь вредитель природы и барахольщик Гриша, еще не знающий, что очутился под прицелом грозного Глаза и отныне навеки заклеймен позором, благодаря остроумному амфибрахию «Кот-обормот».

Гриша стоял на стремянке перед домом и кропотливо окрашивал оконные наличники серебряной краской.

Андрейка замедлил шаги и окинул его суровым неподкупным взглядом.

Гриша сверху тоже взглянул на Андрейку и с противной ухмылкой спросил:

– Ну, успокоился?

– Мне не нужно успокаиваться… – таинственно сказал Андрейка. – Я и так спокойный… Вот кое-кому придется, скоро обеспокаиваться сильно…

– Это кому? Уж не мне ли?

– Да хоть и вам!

– Почему же? – Гриша спустился на одну ступеньку.

– Да уж так… – ответил Андрейка и, не удержавшись, зловещим голосом произнес: – Глаз!

– Какой глаз? – Гриша обоими своими жуликоватыми

и бессовестными глазами внимательно всмотрелся в Андрейку.

– Да имеется такой… Скоро узнаете!

И Андрейка отправился дальше, загребая ногами, как положено ходить авторам произведений.

– Эй, пацан, как тебя… Андрей! Погоди, слышь, что ль? – позвал сзади Гриша, но Андрейка даже не оглянулся.

Алеха и Моська с нетерпением его дожидались. Андрейка рассказал им все в подробностях.

– А про мой конец Зойка ничего не отзывалась? – спросил Моська.

– Нет…

Алеха проявил слюнтяйство и бабью жалостливость:

– А если он застесняется и мусор уберет? Тогда придется стих взять… К чему их напрасно срамить?

– Еще чего придумал! То вешать, то снимать, да? – забеспокоился Андрейка. – Пускай висит! В настоящей газете ведь после не вырезают?

– Да не уберет он… – поддержал его Моська. – Хотя кто их знает… Между прочим, я ему сейчас намекнул маленько… Он идет мимо, а я спрашиваю: «Товарищ Барбосов к вам еще не приходил?» Он: «Какой?» Я говорю: «Да насчет вытаскивания за хвост… Скоро придет, ждите!» Он ошалел и исчез! Хе-хе-хе-хе-хе-ха!…

Подождав больше часа, Андрейка в сопровождении друзей наведался в клуб, чтобы узнать, не приходил ли Гриша или еще кто читать газету. Клуб оказался на замке, но в окошко можно было увидеть, что амфибрахий висит как миленький, читателей ждет. Навели справки у бабушки Митревны, жившей по соседству с клубом. Она объяснила, что видела в окошко, как Зойка замкнула клуб и махнула с Валерой на мотоцикле в сторону райцентра – должно, производить закупки к свадьбе. А заходил ли в клуб кто-нибудь еще, она не заметила, однако ни Петровны, ни Гриши не было – это уж безо всякого сомнения…

Когда они шли мимо отремонтированного дома тети Фроси и только поравнялись с калиткой, Гриша сразу выглянул и веселым голосом позвал:

– Эй, орлы! Погодите минутку, что скажу!… Давно собираюсь в гости вас позвать… Вручить кое-какие сувенирчики из Африки на память о дяде Грише, чтобы «мир-дружба», как говорится, а?

– На кой они нам, у нас своих много… – буркнул Андрейка, сообразив, что Гриша уже пронюхал обо всем и

хочет теперь купить их своими ерундовыми сувенирчиками, чтобы амфибрахий сняли.

Моська, наверно, тоже так подумал и вызывающе заявил:

– Не выйдет! Раньше надо было думать! А теперь дело сделано, переделать уже нельзя…

– Да какое дело-то? – не отвязывался Гриша. – Вы хоть осветите в общих чертах!…

– Узнаете… – зловеще пообещал Андрейка, а Моська продекламировал:

Потом пришел один Барбос И вытащил его за хвост!

Гриша даже растерялся:

– Кого?

– Да одного там кота!… – туманно пояснил Моська и захохотал, наслаждаясь тонкостью и остроумием своей добавки. Андрейка тоже засмеялся, и они ушли, а Гриша бессильно грозился сзади:

– Меня не испугаешь… Я пуганый!…

Однако испугался: бросился следом и, догнав ребят, опять заговорил – ласковым лисьим голосом, точно сама тетя Фрося:

– Ну слушайте, пацаны… Ну чего вы под меня копаете?

– Не раскидывали бы мусор! – непреклонно ответил Андрейка.

– Да неужели ж вы из-за мусора все это затеяли? Скажите на милость! Разве это по-соседски?… Ерунда какая…

– Кому ерунда, кому нет!

– Слышь, пацаны… – понизил голос Гриша. – Может, сговоримся, а?

– Нечего нам сговариваться! – стоял на своем Андрейка.

– Нас не купишь – поддержал его Моська и опять торжественным голосом повторил: – И вытащил его за хвост!

– Да хоть объясните, как это понимать: за хвост?

– А так! – ликовал Моська. – За ушко да на солнышко!

Они дошли до Моськиного дома, заскочили в калитку, закрыли ее за собой на засов и полюбовались в щелочку на Гришу. Тот стоял, злобно утупясь в землю, и выражение его лица было злее, чем у волка!

Он что-то шептал, потом махнул рукой и быстро-быстро пошел – почти побежал назад…

Вечером Андрейка несколько раз наведывался в клуб, но он был закрыт…

А на другое утро, когда Андрейка встал завтракать, отец сидел за столом и при виде Андрейки воскликнул:

– А, вот он ты, друг! Ну-ка, иди сюда на расправу! Рассказывай честно, что у тебя за история с Петровной вышла? Какую это вы там с дружками механику под ее Гришу подвели?

Пришлось сознаться:

– Ничего такого… Просто басню я сочинил… в виде амфибрахия… Про кота и про мусор… Как кот занимался порчей природы… Про Гришу там даже не упоминается!

– Это – что ты давеча мне зачитывал будто Крылова? – вспомнила мать. – То-то я гляжу: не Крылов это, нет! Больно несуразно…

За «несуразно» Андрейка не стал обижаться: раз сама Зойка, которая обучалась в культпросветшколе стихам всевозможных размеров и получше разбирается, и то не нашла ничего несуразного, наоборот, всячески расхваливала: «стиль неплохой», «верно подметил» и прочее, а мать что в таких делах понимает?

– Какой такой… амфи-брехий? – не понимал отец.

– Стих называется, – растолковывал ему Андрейка. – Пушкин так писал и другие многие… Все одобряют… Зойка даже для своей стенгазеты выпросила… Я не давал… Зачитать?

– Давай, послушаем…

Андрейка с выражением, на манер Игоря Ильинского, прочитал свой амфибрахий, отбросив Моськину добавку, которая, что ни говори, а басню портила, торчала там ни к селу ни к городу…

Отец прослушал и удивился: – Сам сочинил?

Андрейка скромно кивнул.

Отец подозрительно присмотрелся к Андрейке:

– Да ты не врешь? Больше ничего не было?

– Честное пионерское!

Тут отцу ничего не оставалось, как поверить.

– Вот так поэт у нас в семье объявился! – хмыкнул он и обратился к матери: – Неужто только из-за этого он удрал?