Льюис Кэрролл - Сильвия и Бруно

Итак, прежде всего — Детская Библия. Это должны быть только подлинные события и тщательно подобранные выдержки для детского чтения и соответствующие иллюстрации. Главный принцип отбора, который я признаю, заключается в том, что религия должна предстать перед ребенком как откровение любви. Не стоит томить и мучить детский ум историями преступлений и наказаний (кстати, исходя из этого принципа я опускаю предание о потопе.) Подбор иллюстраций не вызовет особых затруднений; новые просто не потребуются, ибо существуют сотни превосходных иллюстраций, срок авторского права на которые давно истек, и для их качественного воспроизведения можно воспользоваться фотоцинкографией или каким-либо аналогичным процессом. Книга должна иметь удобный формат и, разумеется, привлекательный переплет — красочный, четкий, броский — и, главное, картинки, как можно больше картинок!

Во-вторых, книга выбранных мест из Библии: не просто изречения, а целые отрывки по 10–20 стихов каждый, для заучивания наизусть. Такие выдержки показали себя весьма полезными; их можно повторять и про себя, и цитировать вслух, когда прочесть их по книге затруднительно или даже невозможно; например, лежа ночью в постели, сидя в вагоне поезда, прогуливаясь в одиночестве по парку, в старости, когда зрение слабеет и человек слепнет, а самое главное — когда болезнь не позволяет нам читать или заниматься какими-нибудь другими делами, обрекая нас на безмолвие в течение долгих, томительных часов. Как остро в такие минуты осознаешь всю истинность восторженного восклицания царя Давида: «Как сладки гортани моей слова Твои! лучше меда устам моим!»

Я сказал «отрывки», а не единичные цитаты, потому что мы, люди, не способны вспоминать отдельные цитаты и изречения. Памяти необходимы связи, а их-то в данном случае и нет; человек может хранить в памяти сотни цитат, а вспомнить из них сумеет не больше дюжины, да и то если повезет. Если же человек хранит в памяти какую-то часть главы, он сможет легко восстановить целое: ведь все взаимосвязано.

В-третьих, собрание цитат и отрывков, как в прозе, так и в стихах, из других книг, помимо Библии. Я имею в виду литературу, которую не относят к «богодухновенной» (здесь, на мой взгляд, какая-то путаница: если бы Шекспир не был вдохновлен свыше, можно было бы усомниться, а существовал ли такой человек вообще). Это — труд, когда придется сто раз все обдумать; однако такие отрывки есть, и их, как мне кажется, достаточно, чтобы составить из них хороший свод для заучивания наизусть.

Эти две книги — фрагменты священных и светских текстов для запоминания — помимо того, что позволяют с пользой провести свободное время, послужат и другой задаче: они помогают держаться подальше от всевозможных тревожных, беспокойных, жестоких или неблагочестивых мыслей. Я хотел бы передать эту мысль не моими словами, а куда более выразительными. Позволю себе процитировать фрагмент из одной замечательной книги: Робертсон «Беседы на послания к коринфянам», а именно беседы XLIX. «Если человек замечает, что его обуревают нечистые желания и неблагочестивые помыслы, повторяющиеся время от времени, пусть попробует прочесть на память отрывки из Священного Писания или хотя бы вспомнить цитаты из лучших прозаиков и поэтов. Пусть он хранит их в своей памяти, словно верных стражей, и повторяет в бессонные часы ночи, или когда его преследуют отчаяние, воспаленное воображение или мысли о самоубийстве. Пусть они станут для него мечом, всегда и везде охраняющим Сад Жизни от вторжения незваных чужаков».

В-четвертых, «Шекспир для девушек», то есть издание, в котором все, что не совсем подходит для воспитания девочек и девушек в возрасте, скажем, от 10 до 17 лет, должно быть исключено. Лишь очень немногие дети моложе 10 лет смогут понять и наслаждаться творениями величайшего из поэтов, а тем, которые уже вышли из девического возраста, можно смело позволить читать Шекспира в любом издании, подчищенном или нет, как им больше захочется. Но очень жаль, что так много детей среднего возраста лишены огромного удовольствия — иметь издание, специально предназначенное для их возраста. Ни одно из имеющихся изданий «Шекспира для будуара» — а это издания Боудлера и Чамберса, Брэндрэма и Канделла — не кажется мне удовлетворительными: они недостаточно «вычищены». Самое удивительное из них — это «Шекспир» Боудлера. Пролистывая его, я испытываю чувство глубокого изумления, сравнивая то, что он оставил, с тем, что вырезал! Помимо неукоснительного изъятия того, что неприемлемо с точки зрения морали и благопристойности, я склонен исключать и все, что трудно для понимания или просто неинтересно юным читателям. Книга, получившаяся в итоге всего этого, может показаться несколько фрагментарной, но зато это будет подлинное сокровище для всех британских барышень, обладающих поэтическим вкусом.

А теперь, если необходимо сказать несколько слов в защиту еще одного отступления, имеющегося в моей истории наряду со всем тем, что, хотелось бы надеяться, покажется детям безобидной чепухой, я изложил и некоторые серьезные мысли о человеческой жизни — их следует адресовать человеку, овладевшему искусством подавлять такие мысли в часы беззаботного счастья и покоя. Ему-то уж такая мешанина, без сомнения, покажется неоправданной и неуместной. Я не стану спорить с тем, что такое искусство действительно существует: в молодости, когда ты здоров и к тому же богат, кажется, что вся жизнь будет ничем не омрачимой радостью — за исключением одного-единственного факта, с которым мы можем столкнуться в любой миг, даже находясь в самой блистательной компании или предаваясь самым упоительным развлечениям. Человек может посвятить свое время серьезным размышлениям, посещению публичных богослужений, молитве, чтению Библии; все это он может отложить до «более удобного времени», которое, скорее всего, так никогда и не наступит. Но он не властен отложить ни на миг весть, которая может прийти к нему еще до того, как он успеет дочитать до конца эту страницу: «сегодня ночью твоя душа будет взята от тебя».

Постоянное присутствие этой мрачной возможности всегда, в любом возрасте представляет собой тяжкое бремя, которое люди стремятся сбросить. Студент, изучающий историю, вряд ли найдет предметы, которые заинтересуют его больше, чем различные виды оружия, использовавшиеся для борьбы с этим противником-призраком. Особенно печально думать о тех, кто признает реальность загробной жизни, но — жизни куда более ужасной, чем небытие: жизни в форме тонких, неощутимых и совершенно невидимых призраков, бесчисленные века носящихся в мире теней, где нечем заняться, не на что надеяться, некого любить! В жизнерадостных стихотворениях гениального «бонвивана» Горация выделяется одно мрачное слово, глубокая печаль которого проникает в сердце. Это слово exilium [2] Изгнание /ссылка/ (лат.) в знаменитой строфе: