Льюис Кэрролл - Сильвия и Бруно

Купец почесал бороду и отвечал: „Хм! Лучше я подожду, пока появятся твои приятели“. И он стал ждать. А Горожанин стоял возле него. И они все ждали и ждали…»

— На этом манускрипт обрывается, — пояснил Господин, бережно сворачивая его. — Но и того, что мы слышали, вполне достаточно, чтобы открыть нам глаза. Мы убедились, какими простаками мы были, покупая своих учеников точно так же, как жители того городка покупали яйца, — и разорительная система была тотчас отменена. О, если бы нам удалось отменить вместе с ней и многие другие обычаи, которые мы переняли у вас, вместо того чтобы обратиться к здравому смыслу! Увы, все было совсем не так. Но что действительно погубило мою страну и заставило меня покинуть родной дом — так это введение во всех сферах жизни и даже в армии Теории Политической Дихотомии!

— Надеюсь, я не слишком обременю вас, — спросил я, — если попрошу объяснить, что вы понимаете под Теорией Политической Дихотомии?

— Отнюдь! Вовсе не обремените, — любезно отвечал Господин. — Напротив, мне очень приятно беседовать со столь внимательным слушателем. У нас все началось с того злополучного отчета, который привез один весьма уважаемый государственный муж, проживший некоторое время в Англии и решивший познакомить нас с тамошними делами. У вас признано политической необходимостью (в чем он уверял нас, а мы ему поверили, хотя ни о чем подобном до сих пор не слышали), чтобы во всех сферах жизни существовали две партии. В политике же, по его словам, вы сочли нужным учредить две партии, которые называются «виги» и «тори».

— Это, вероятно, было довольно давно? — заметил я.

— Да, с тех пор прошло немало времени, — подтвердил мой собеседник. — Такова, по его словам, политическая система, сложившаяся на Британских островах. (Если я в чем-то ошибаюсь, поправьте меня. Видите ли, я говорю обо всем этом со слов нашего сановного путешественника.) Так вот, эти две партии, одержимые хронической ненавистью друг к другу, по очереди возглавляли правительство; и партия, оказавшаяся не у власти, получила название оппозиции. Верно?

— Да, именно так она и называется, — подтвердил я. — С тех пор, как у нас возникла парламентская система, всегда существовали две партии: одна — у руля власти, другая — в оппозиции.

— Так вот, задачей «рулевых» (если их можно так называть) было стараться сделать все, что в их силах, для процветания нации во всех сферах, будь то вопросы войны и мира, экономические договоры и прочее. Верно?

— Вне всякого сомнения, — отвечал я.

— А задачей оппозиционеров (так уверял нас путешественник, хотя мы поначалу относились к нему с недоверием) — мешать «рулевым» добиться успеха во всех этих областях?

— Критиковать их и указывать на их ошибки, — поправил я Господина. — Было бы весьма непатриотично мешать правительству в его усилиях во благо нации! Мы всегда считали патриотов величайшими из героев, а непатриотичность — худшим из всех зол на свете!

— Прошу прощения, — вежливо перебил меня почтенный джентльмен, доставая записную книжку. — Я сделал кое-какие выписки из писем, которыми мы обменивались с этим «путешественником», и, если позволите, мне хотелось бы освежить в памяти — хотя я совершенно согласен с вами… Вы говорите, худшее из зол — это… — И Господин запел опять:

Я опять встряхнулся и понял, что пел вовсе не Господин. Он по-прежнему листал свои записки.

— Ну вот, нашел. Мой друг писал мне, — заметил он, вдоволь нашуршавшись страницами. « Непатриотичность» — то самое слово, которое встречалось в моем письме, а «мешать» — в его ответном послании! Позвольте прочесть вам некоторые выдержки из его письма:

«Смею вас уверить, — пишет он, — что при всей кажущейся непатриотичности общепризнанной функцией оппозиции является всячески, всеми средствами, не нарушая при этом законов, мешать деятельности правительства. Этот процесс именуется Легитимной Обструкцией, и величайший триумф оппозиции в том и заключается, чтобы благодаря такой Обструкции все попытки правительства действовать во благо нации закончились полным провалом!»

— Ваш друг информировал вас не совсем точно, — отвечал я. — Оппозиция, безусловно, будет рада, если правительство потерпит неудачу, но вследствие своих собственных ошибок, а не в результате Обструкции!.

— Вы думаете? — деликатно отвечал джентльмен. — Позвольте в таком случае прочесть вам вырезку из газеты, которую мой друг прислал вместе с письмом. Это выдержка из отчета о публичной речи, произнесенной одним государственным мужем, входившим тогда в ряды оппозиции:

«На закрытии сессии парламента он заявил, что не видит причин быть недовольными исходом кампании. Над противником одержана полная победа по всем статьям. Однако не следует успокаиваться на достигнутом. Необходимо и дальше преследовать рассеянного и подавленного врага».

— Как вы думаете, какой период вашей национальной истории имел в виду оратор?

— Видите ли, число победоносных войн, которые мы вели в текущем столетии, — отвечал я с чисто британской гордостью, — настолько велико, что мне очень трудно, если не сказать — невозможно, вспомнить, в какой именно войне мы тогда участвовали. Однако по принципу наибольшей вероятности я рискнул бы сказать, что она велась в Индии. В тот период, о котором идет речь, там были успешно подавлены все мятежи и восстания. Это просто замечательная, поистине патриотическая речь! — не сдержавшись, воскликнул я.

— Вы думаете? — слегка ироничным тоном отвечал он. — Так вот, друг пишет, что «рассеянный и подавленный враг» — это просто-напросто государственные мужи, находившиеся в тот момент у руля власти; «преследование» — банальная Обструкция, а слова «над противником одержана полная победа» означают, что оппозиции удалось помешать правительству исполнить все те благие дела, которые поручила ему нация!