Святослав Дармодехин - Волшебная калебаса (Cказки старого Муссы)

Слетелись птицы помогать зверям своим пением — птицы тоже любят прозрачную подземную воду.

Одна только гиена отказалась рыть колодец.

— Мне колодец не нужен, — тявкнула она. — Я напьюсь из любой лужи.

— Не хочешь — не надо, — сказали звери. — Но, смотри, воды из колодца не получишь.

Гиена чихнула и уселась невдалеке в тени баобаба. Лениво жевала она сочное манго, изредка поглядывала на работников и усмехалась: ишь, как обливаются потом под африканским знойным солнцем!

Скоро колодец был вырыт. Звери на радостях устроили пирушку. Три дня ели ананасы, манго, бананы и запивали холодной колодезной водой.

На четвертый день звери разошлись по домам. Тогда к колодцу пробралась гиена и стала пить. Пила и не могла напиться — до того вкусной и прохладной была вода.

В это время и заметила гиену черепаха. Она ведь ползает медленно и в густой траве незаметна. Черепаха рассказала все зверям. Рассердились они и решили по очереди сторожить свой колодец.

Первый день его охранял дикий кабан. Припекло солнце, наполнило саванну зноем, и к колодцу с двумя калебасами [2] [2] Калебаса — домашняя посуда малийцев, сделанная из одноименного растения. По виду калебаса напоминает кубышку. явилась гиена. Один калебас был пуст, а другой полон просяного пива.

— Эй, кабан! — позвала гиена.

— Чего тебе? — лениво хрюкнул кабан.

— Попробуй-ка, что я пью, — протянула она калебас с пивом. — Получше вашей колодезной воды!

Кабан попробовал. Пиво ему очень понравилось.

— Пей, кабан, пей, — протявкала она. — Весь калебас тебе отдаю.

А сама тем временем другой калебас в колодец опустила, воды зачерпнула и убежала.

На другой день колодец сторожила пантера. Она тоже любила просяное пиво, и гиене удалось и ее обмануть.

Но на третий день воду стерег крокодил. Спрятался он в колодец и стал поджидать гиену. Она опять с двумя калебасами. Оглянулась, принюхалась — никого, тявкнула довольно и к колодцу. Едва гиена зачерпнула воды, как крокодил ее за лапу — хвать. Гиена завыла на весь лес, но крокодил лапу не отпустил, пока не сбежались все звери. Тут уж гиене совсем не поздоровилось. Осталась она без хвоста. Осталась бы и без головы, если бы не старая черепаха.

— Хватит тумаков, — сказала она, — прогоните навсегда гиену из этих мест.

Звери погнали гиену по лесу, по саванне к пыльной и знойной Сахаре. Наконец остановились у сыпучих песков.

— Вот здесь и живи. А покажешься в наших краях — без головы останешься.

С тех пор и боится гиена показываться и в лесу, и в саванне.

У бродяги саванного Ветра и красавицы береговой Волны родилась дочка. Назвали ее Синеглазка. У нее были синие глаза, точно вода в Нигере в ясный день, и светлая копна волос, словно у Ветра-отца.

Родители сшили ей одежду из утренней дымки, которой покрывается Нигер прохладными утренниками. Мать научила девочку ходить по воде, отец — летать над Африкой.

Синеглазка росла одна. Старый Нигер не отпускал от своих берегов Волну, а у Ветра вечно были дела в Сахаре. Но сердце Синеглазки всегда было полно добра и радости. И очень скоро высокие облака и полевые цветы, солнечные лучи, птицы и звезды стали друзьями прозрачной, тоненькой девочки.

По утрам, когда над Нигером разгоралась утренняя заря, Синеглазка плыла на облаке и бросала на землю яркие цветы. Она собирала их в саванне. Человек, поднявший цветок Синеглазки, весь день был в радостном настроении и удачлив в делах. Ведь цветок был от чистого сердца, а что делается от чистого сердца, всегда приносит радость.

Иногда Синеглазка опускалась к пологим берегам Нигера. Здесь таинственно шелестели манговые рощи и вкусно пахло дымом рыбацких костров. Прозрачная и легкая, она высматривала в сумерках усталые длинноносые пироги и незаметно подталкивала их к берегу.

Порой старый Нигер бывал в плохом настроении. Он кружил пироги, захлестывал их темными злыми волнами и пытался утащить усталых рыбаков в свое подводное царство.

Тогда Синеглазка бесстрашно шла по вспененной воде, и Нигер утихал, увидев ее, отпускал закруженные пироги и покорно прибивал их к берегу.

В маленькой деревне на берегу жил юноша по имени Сейду. Он был рыбаком, как и все жители этой деревни. Пирога была ему родным домом, а соломенная хижина лишь убежищем от дождей. Высокий и сильный, с шоколадной кожей и черными вьющимися волосами, Сейду внешне мало отличался от юношей своей деревни. Но он умел петь песни. Послушать их приходили рыбаки с самых отдаленных берегов Великой реки — Нигера. Сейду пел у ночного костра под глухой перестук там-тамов, пел звонко и радостно об удачной ловле рыбы, о сильных и ловких людях своего племени. От песен его плясал огонь в костре и перекликались птицы в саванне.

Но люди не слышали, как пел Сейду один в своей пироге. Это были негромкие, но удивительные песни о нежной яркости весеннего дня, о красоте тропических цветов, о сердце, которому так радостно любить землю.

Нигер мягко плескался о дно пироги. Берега заслушивались, проплывали мимо. Птицы бесшумно летели над лодкой, зачарованные нежной песней.

Однажды песню Сейду услышала Синеглазка. Она спустилась с облака на темную гладь Нигера и незаметно подошла к пироге. Парус долго скрывал от Сейду взволнованную песней Синеглазку. Но Ветер, залюбовавшись своей дочкой, остановился. Парус сник, и Сейду увидел Синеглазку. Он протянул к ней руки, испугавшись, что она утонет. Но Синеглазка улыбнулась и отступила от пироги.

— Ты откуда?!

Синеглазка не знала, откуда она, и просто пожала плечами.

— Где ты живешь?

— Везде. Но больше всего я летаю над Африкой на своем облаке.

— Летаешь на облаке… Ходишь по воде… Кто же ты?

— Я Синеглазка. А разве ты не умеешь ходить по волнам?

Сейду ступил на воду, но Нигер расступился под ним, и он поспешно схватился за лодку.

— Не огорчайся! Зато ты умеешь петь красивые песни, — утешала его Синеглазка. — Кто тебя научил?