Константин Арбенин - Заявка на подвиг: Сказочное повествование

– Приседай, родной! – умоляет донья Маня. – Давай, милый: и-раз, и-два, сели-встали, сели-встали!

Барон Николай приседает – вверх-вниз, вверх-вниз, – горлом хрипит, ртом воздух ловит, руками живот под панцирем прощупывает.

– Вот, – говорит четвертая, глядя на эти приседания, – это уже физкультура пошла, общеукрепляющие упражнения. Уловил, рыцарь, разницу?

– Уловил, – говорит барон Николай дракону, слегка отдышавшись.

– Больно?

– Больно.

– За спорт больно?

Рыцарь прежнюю дурь из себя выдохнул, распрямился.

– Больно мне, – говорит, – оттого, что ты и тебе подобные у спорта в ногах путаются, мешают ему развиваться и процветать. Если бы не вы, вредители, я, может, сам бы со спортом дружил, и вообще – здоровых людей больше бы вокруг было. А вы ради своей выгоды, ради своего обжорского удовольствия, любую идею готовы сожрать, любое начинание обесценить! И физкультуру готовы с грязью смешать, и спорт на смех выставить!

– эх, не там и не за то у тебя болит, – покачивается сочувственно четвертая голова. – Это у тебя задница ноет, которую тебе от дивана оторвать пришлось – и то лишь для того, чтобы в субботу опять перед ящиком усесться, с пивом и чипсами. Если бы ты действительно за спорт радел, то не с нами бы сражался, а со своими королевскими министрами и прочей руководящей братией. Это они, мыслители драгоценные, всеобщей дружбе со спортом препятствуют. Физкультуру они давно уже сгубили, а теперь и спорт в посмешище превращают. Мы-то что – ну умыкнули одну команду, ну слопали одного хрящеватого тренера! Не от этого спорт вырождается, – уж поверь нам, рыцарь спортивного образа!

– От чего же?

– А от того, голуба, что главной фигурой в спорте стал сегодня болельщик. Его Величество Болельщик! И цель теперь у твоего спорта – не здоровое тело, а опустошенный карман. Ты вот на себя-то посмотри, спортсмен, на свой живот. Вот в чем трагедия-то нынешнего спорта – в том, что физическую культуру подмял под себя тотализатор. – Голова с отчаянием причмокнула увесистой губищей, вздохнула не по-драконьи. – Такие вот спортивные новости, гость непрошеный.

– Ничего подобного, – упирается рыцарь, в волнении мяч на исходную ставит. – Ни надо агитации! Наш король Артур Артурович всегда по спортивному вопросу однозначно высказывался, всегда о нем с уважением говорил! Он сам занимался какими-то там видами спорта, да и по сей день занимается. Я, к сожалению, не помню, какими – то ли пинг-понгом, толи борьбой какой-то... сейчас не припомню.

– Жаль… – все так же отчаянно говорит все та же четвертая голова, – жаль, что ни один из ваших королей не занимался шахматами. Или шашками хотя бы. От короля-шахматиста толку было бы больше. Разве не так?

Барон Николай нахмурился. Дракон говорил то, о чем рыцарь и сам не раз думал, но уж больно не хотелось ему соглашаться с драконом даже по мелочам. Он обернулся к оруженоске, но и ее вид уверенности рыцарю не добавил. «А ведь эта голова – четвертая-то – самая толковая, размышляет он. – Надо было от нее избавляться в первую очередь. Да поздно; она до сей поры не проявляла себя, все за другие головы пряталась. И потом, даже как-то жалко ее сносить – единственная нормальная голова, интеллигенцией попахивает!» (И ведь не далек был от истины: эта самая голова именно интеллигентами лакомиться любила.)

А дракон увидел, что ввел рыцаря в смятение, и говорит:

– Давай, гость дорогой, твоя очередь. Если по существу ответить нечем, так силу покажи – защити свою справедливость точным попаданием в предполагаемого противника. – И специально, стервец, слово «предполагаемого» выделил интонационно, добавил рыцарю сомнений.

Барон Николай нахмурился, размахнулся и зафинтилил мяч в штангу.

И захрипел от досады: головой трясет, кулаками по наколенникам стучит, на месте крутиться. И донья Маня тоже в отчаянии – платочек свой носовой на мелкие лоскутки изорвала, все поливитаминины из аптечки сжевала.

А Спартак Динамыч рычит удовлетворенно, тело свое массивное переваливает с боку на бок – готовится к ответному удару. И видно по выражению некоторых его морд, что удар тот будет не простым, а может, даже решающим. Донья Маня от переживания левый глаз рукой зажмурила, одним правым смотрит: сглазить боится. Барон Николай весь сгруппировался, всего себя в ловушку превратил, все сомнения и мысли в сторону отбросил.

– Что ж, объясним тебе про королей и шахматы, раскроем тебе этот секрет напоследок, – говорит четвертая драконья голова с интеллигентной такой угрозой в голосе. – Ты ведь его больше никому сообщить не сможешь. А чтобы дамочка твоя не проболталась, я и ее вслед за тобой тоже съем, в качестве, так сказать, бонуса.

Одной лапой мяч обвел – не ударил, другой взмахнул – только воздух задел. Это у него такие обманные финты. У барона Николая от них в глазах двоиться стало, по телу судорога прошло.

– Запоминай, рыцарь, – продолжает четвертая голова размеренно, – король не может быть шахматистом, потому как сам он есть всего лишь шахматная фигура!

Сказал, захлопнул пасть, схватил всею пятерней мяч, сжал кулак до хруста да и пульнул из-под ногтя – будто вишневой косточкой выстрелил. Барон Николай чудом отбил этот мяч. Точнее, отбил он его головой, но выглядело это как чудо. А заключалось чудо в том, что в самый миг удара вышло из-за горизонта солнце и, засверкав за спиной рыцаря, ослепило Спартака Динамыча. Самую малость дрогнула у дракона толчковая лапа – да и этого хватило, чтобы выстрел получился с изъяном...

Оруженоска, наблюдая этот напряженный момент, съежилась всем телом – аж раздавила вдрызг пузырек с йодом, который держала наготове в правой руке.

Барон Николай, шатаясь, поднялся с земли, отряхнул грязь с лица, выплюнул изо рта песочек, похлопал ладошками по заложенным от удара ушам. Потом прогнал плавающие перед глазами круги и отстранил нырявшую между теми кругами оруженоску.

Едва картинка мира выпрямилась, установилась и перестала двоиться, рыцарь вдруг точно понял, какой из мячей ему следует выудить из кучи. Нетвердой походкой подошел он к мячам и, взяв кладенец, ухмыльнулся в сторону противника.

А Спартак Динамыч семью языками цокает, двумя ртами сплевывает – такая его лютая досада разобрала! Все последние силы он в ту пилюлю вложил, и все, получается, напрасно.

– Ты, значит, еще и шулер, твое беззаконие, – обращается к дракону барон Николай громким контуженым голосом. – Мухлюешь в открытую, мячи передергиваешь, запрещенными способами запускаешь снаряд. Нехорошо. Да еще шантаж, угрозы прямо под руку, даму приплел. Куда это все годится, твое злобное беззаконие!