Георгий Почепцов - Двойник приходит на помощь

После этого Дин успокоился и отправился на полку отдыхать.

Володя разложил на столе учебники и тетрадки. Надо было во что бы то ни стало решить трудную задачку. Если он получит двойку накануне сбора отряда, Ковнацкая ему этого не простит.

Формулы громоздились на формулы, а задачка не решалась. К тому же все время приходилось прислушиваться, чтобы ненароком не зашли родители и не увидели Дина.

— У тебя что-то еще случилось? — забеспокоился Дин и спустился с полки.

— Да нет, ничего страшного…

— Володя! — внезапно зашла в комнату мама. Видно, увлекшись разговором с Дином, Володя не услышал, как она его звала. — Тебе что на ужин приготовить?

Дин вовремя спрятался за стопку книг.

— Мама, я сыт, я совсем не голоден. Я занимаюсь, — скороговоркой выпалил Володя, оттесняя маму к двери.

— Что это с тобой? — удивилась мама. — Ну, учи, учи, Не буду мешать. Но лучше бы ты сначала подкрепился, тогда и учить будет легче, а?

— Да приду я, приду, — отмахнулся Володя.

Мама уже выходила, но по дороге машинально поправила у зеркала прическу. И застыла. Она будто онемела. Володя испуганно заглянул в зеркало. Оттуда смотрела красавица-киноактриса. Она чем-то неуловимо напоминала маму.

Мама поправила прическу, и актриса в зеркале тоже поправила волосы.

— Иван! Скорей! — позвала она отца, но, поскольку он не спешил, сама за ним побежала.

— Дин, сейчас же преврати зеркало в нормальное! — приказал Володя.

Дин, недовольно бурча, махнул на зеркало рукой. Так что папе, к сожалению, уже не пришлось полюбоваться ни собой, ни мамой в необычайном зеркале. Володя мог бы попросить Дина, чтобы он наяву сделал их такими, как в зеркале, но тогда родителей не узнали бы на работе, не признали бы родственники. Они стали бы всем чужие. Да и сам он любил их такими, какие они есть. Так что красавцы-родители вряд ли кому-то пришлись бы по душе.

С вечера Верзила почувствовал себя как-то непривычно. Словно он заболел.

— Ты чего слоняешься без дела? — крикнула ему из кухни мать. — Взялся бы за уроки.

— Плохо мне, — буркнул Верзила, но за книжкой потянулся. Зевая, раскрыл учебник истории, протер глаза, прогоняя сон, и стал читать.

С каждой строчкой глаза его раскрывались все шире. «Что такое делается!» — стояло в них немое возмущение. Он взъерошил волосы, ударил кулаком по столу и… заплакал от собственного бессилия. Плечи заходили ходуном, на стол капали слезы.

Испуганная мама вбежала в комнату.

— Что с тобой? — прижала она к себе рыдающего сына.

— Вот… Там… — Верзила тыкал пальцем в раскрытый учебник.

— Что вот? Что там?

— Как они с ней… — и Верзила затрясся от рыданий.

— Да с кем же, кто?

— С Жанной.

— Это с какой? Из параллельного класса, что ли?

— С Жанной д'Арк! — И он ткнул пальцем в рисунок.

Мама захлопнула учебник и начала успокаивать сына. Но это оказалось не так легко. Ведь мама не могла знать, что после голубой молнии Дина любая несправедливость вызывала у Верзилы страдания. Дин лишь хотел, чтобы этот грубиян не обижал слабых, но доза волшебства оказалась сильнее, чем следовало. Теперь Верзила не мог обидеть не то что малыша, но даже на мотылька взирал с благоговением, а учебник истории средних веков в его руках становился мокрым от слез.

На следующий день мама пошла с ним в школу разбираться. Она повела своего упирающегося сына прямиком в учительскую.

— Полюбуйтесь, что с ребенком сделала ваша учеба.

Разговоры смолкли, учителя смотрели на нее выжидающе.

— А что случилось?

Верзила всхлипывал, утираясь рукавом пальто.

— Что с тобой? Будь мужчиной, — требовательно сказал учитель физкультуры.

— Жанну д'Арк ему жалко, видите ли, — охваченная справедливым гневом, сообщила мама.

— Да не может быть! — удивились две студентки-практикантки. Потрясая косичками, они бросились утешать Верзилу, сами готовые расплакаться из-за такого чувствительного мальчика.

Но мама их отстранила.

— Кто здесь у вас историю преподает?

Историчка, гордо подняв голову, двинулась вслед за мамой в кабинет директора.

А Верзила плакал, размазывая по лицу слезы.

— Выпей воды, успокойся, — протянула ему стакан старая учительница химии. Она прекрасно знала, что все в мире проходит, даже горе.

Слух о странном поведении Верзилы вскоре докатился до класса, и Володя зашептал в портфель, где удобно расположился Дин:

— Твоя работа?

— Нет, — упрямо замотал головой Дин.

Вскоре директор за руку привел Верзилу в класс, бережно усадил за парту, а сам на цыпочках вышел.

Верзила был освобожден от уроков истории, как некоторых освобождают от физкультуры. «Раз он так глубоко чувствует несправедливость, — решил директор, — ему нужно временно историю не посещать».

Спокойно Верзила воспринимал только химию, физику и математику. Зато на русской литературе он зарыдал еще сильнее, чем на истории. Плачущего Верзилу учительница поручила Володе отвести домой.

Всю дорогу Верзила не мог успокоиться, вспоминая о тяжелой судьбе русских писателей.

— Не берегли классиков раньше. Не спасли Александра Сергеевича, ой, не спасли!

И тут Володя глянул на свой портфель. Если Дин действительно волшебник, то…

— Дин, — спросил Володя, придя домой. — А мы не могли бы с тобой попутешествовать?

— Конечно! Хоть сейчас.

— Нет-нет, не просто попутешествовать. Я хотел бы отправиться в… в прошлое.

Дин задумался, приподняв голову от корешков книг. Он выбирал себе очередную книжку для сна. Дин теперь научился читать во сне. Рядом с какой книгой он засыпал, ту к утру и дочитывал. Так как книг на полке стояло очень много, то часто у Дина разные герои путались в голове. Незнайка мог попасть в одну компанию с Тимуром, а Баранкин мог стать родным братом маленькой бабы-яги. Но все равно Дин любил такие интересные сны.

Подумав, он решительно сказал:

— Можно. Только зачем? Все это в книжках и без того есть. Все написано, все записано. Кто когда родился, когда умер…

— А нельзя ли цифры эти поменять?

— Как? Заставить кого-то родиться раньше?

— Просто не дать умереть.

Дин снова помолчал, потом неуверенно заговорил:

— Наверное, нельзя. Даже если туда отправиться, изменить ничего нельзя. Тебе что — тоже Пушкина жаль?

— Конечно, — кивнул Володя. — Ведь он же мог еще писать и писать.

— Это он про дядю Степу написал? Неплохо!

— Да это совсем другой писатель! Вечно ты все путаешь. Давай отправимся в прошлое!

— Вряд ли из этого что-то получится.

— А если попробовать? Миленький Дин, мы ведь можем попробовать.