Владислав Крапивин - Пироскаф «Дед Мазай»

— Между прочим, внешний облик индивидуума есть его личная собственность, — заметил дядя Поль. — Существует авторское право.

Оператор Штульц язвительно разъяснил:

— Мы не нарушим авторского права Тома Сушкина. Не станем полностью повторять на компьютере его артистическую внешность. Например, уберём колечко, зрители не заметят. И добавим фейсу долю симпатичности, будет даже приятнее… Этот славный мальчик и разделается с деревом…

— Том, пойдём, — сказал дядя Поль. — У меня зреет желание добавить долю припухлости фейсу господина главного оператора…

Когда вышли, дядя Поль объяснил Тому, что ничего не поделаешь. Компьютерный материал является собственностью студии «Дульсинея-фильм», а собственность — вещь нерушимая.

— Могут монтировать и пускать на экраны, что вздумают… Том, да я уверен, что ничего с деревом не случится…

Том, однако, не был уверен. И с киношниками не разговаривал. Он по-прежнему числился в составе съёмочной группы, и ему даже начислялась зарплата, но дел не было никаких. Он ездил в Герцоград, купался и навещал Дерево. Донби отыскал на мелководье брод, по которому нетрудно было добраться до островка с туренским тополем. («Поликар-л-рп, не бойся, никакого р-л-риска!» — «Да, клянусь Африкой!»)

И Том снова обдирал суставы на исполинских изгибах переплетённых стволов. А один раз опять встретил лягушку — он был уверен, что ту самую.

— Венсеремос, — говорил Том Дереву.

Один раз он упросил дядю Поля съездить на то место, где затопили «Деда Мазая». Капитан морщился: видимо боялся печали. Но в конце концов поехал.

Найти место оказалось нетрудно — точно три километра на норд-вест от старого Герцоградского пирса. Сделали на моторке три круга и наконец увидели под водой пироскаф. Глубина была небольшая — клотик мачты где-то в полуметре от поверхности воды. Чуть колыхался вымпел с зайчонком. Топорщила зубья золотистая корона трубы. Шевелились на палубах зеленоватые блики, скользили над ними рыбёшки Казалось, «Дед Мазай» прилёг на дно отдохнуть. Подремлет, всплывёт и снова двинется в рейс…

На носу неярко блестел колокол «Дѣдъ Мазай» (видны были даже буквы). На рубке другой — без букв, но все равно красивый.

— Дядя Поль, если раздобыть маску, можно донырнуть и снять их…

— Не надо, Том, пироскафу будет обидно.

Том смутился, понял, что капитан прав…

Напомнил, чтобы скрыть виноватость:

— Дядя Поль, а морского конька от вешалки ты все же взял.

— Но «Мазай» тогда был ещё на плаву…

Никакой особой печали не ощущалось. Они сказали «Деду» не «прощай», а «отдыхай» и покатили обратно. Беззаботно реяли над заливом чайки. Их сквозь воду, наверняка, видел и пироскаф…

Том потерял якорёк с футболки. Искал, искал — нигде его не было. Том подумал: «Может, он отцепился в монтажной?» Пошёл туда. Никого здесь не было, а якорёк лежал на полу, у ножки стола. «Здравствуй», — улыбнулся Том. Сидя на корточках, прицепил якорёк Встал. И оказался лицом к лицу с компьютером. Экран вдруг включился — сам по себе. И на нем возник мальчик.

Это был мальчик, похожий на Тома. Сперва показалось даже, что просто отражение. Но почти сразу Том понял: нет, не как в зеркале. Белобрысые волосы мальчика были гуще и длиннее. Зубы не торчали вперёд, как у зайца (хотя чуть-чуть все же торчали). И в глазах была более густая, чем у Тома, синева. То есть мальчик был симпатичнее Тома. Иначе говоря, в нем была ки-не-ма-то-гра-фич-ность. Том вспомнил это слово, потому что его нередко употребляли фройлен Дуля и операторы.

Том сразу догадался, что мальчика «склепали» для фильма, по программе «Дубльфикус Дэ-семь». Но он был не похож на интернетного персонажа. Казался совершенно настоящим. Смотрел, как живой, и будто хотел что-то сказать.

— Ты кто? — выдохнул Том. Мальчик мигнул и ответил:

— Я Касьян… — хорошим таким, почти как у Юги, голосом. Том не ожидал ответа. И глупо, от растерянности, спросил:

— Какой Касьян?

— Имя такое, — объяснил мальчик с капелькой досады. Чуть поморщил переносицу. — У всех бывают имена, даже у компьютерных пацанов… — Подумал и добавил: — Если их делают надолго…

«А насколько сделали тебя?» — хотел спросить Том, однако постеснялся. И заметил, чтобы не молчать:

— Редкое имя…

Касьян опять поморщил переносицу:

— Глупое…

— Ну, почему… — вежливо возразил Том. — Не хуже других…

— Хуже. Потому что у Касьяна именины двадцать девятого февраля. Их празднуют раз в четыре года. И я до них точно не дотяну…

— Почему не дотянешь?

Касьян ощетинил ресницы, и глаза стали ещё более синими.

— Разве не понятно? Меня же сделали для кино! Отснимут и сразу сотрут. Чтобы не занимать компьютерную память… Сценарист Вовочка двадцать девятого февраля задумал сценарий, отсюда и моё имя…

Том понимал, о каком сценарии речь. И все же виновато спросил:

— «Срубить дерево», да?

— Ну, само собой!.. Ты же отказался это дерево рубить, вот и сделали замену. Компьютерные мальчики, они ведь безотказные… — Касьян вдруг закусил припухшую губу и стал смотреть в сторону. Мигнул.

Тому захотелось откашляться. Загорчило в горле.

— Касьян… а твоя программа совсем безотказная?

Тот шевельнул белобрысыми бровями, спросил осторожно:

— Как это «совсем»?

— Ты не можешь отказаться? Ну, чтобы не рубить дерево?

Казалось, Касьян усмехнулся. Чуть-чуть…

— А тебе его жалко?

— Да… — прошептал Том. Хитрить не имело смысла.

— Оно же компьютерное, — сказал Касьян в сторону.

— Все рано жалко, — угрюмо признался Том. И чуть не добавил: «Как и тебя…». Но не решился и повторил вопрос:

— Значит, не можешь отказаться?

Касьян потёр ладонями щеки. На костяшках, как и у Тома, были ссадинки. И глянул Касьян, будто не из компьютера, а из живого, здешнего пространства.

— Том, я могу… но ведь сотрут сразу же…

Теперь они будто стояли друг против дружки, Том даже ощущал дыхание Касьяна. И — глаза в глаза…

Том куснул губу и сказал (не ожидал, что получится настолько безжалостно; только ведь Касьян все равно это знал):

— Так и так сотрут. Чуть раньше, чуть позже…

Касьян стал смотреть вниз. Прошептал:

— Но ведь, если стану сниматься, хоть какое-то время побуду… на свете. Может быть даже успею… позагорать…

Он и так был загорелый не меньше, чем Том, но у него, у Тома, ещё много ожидалось впереди — и новые летние дни, и новые радости, а у Касьяна — что?

«Какой же я гад!» — ахнул Том.

— Касьян!

— Что? — шёпотом сказал он. И поднял глаза (ох, ну и синие же!).

— Касьян, а никак нельзя, чтобы тебя не стирали?

Тот не стал говорить, что нельзя. Не стал рассуждать, про обязательность программ и строгость компьютерных законов. Лишь поёжился, будто стало зябко, и признался: