Ева Лисина - Лопоухий Илюк

Ещё выше взлетел хобот, ещё сильнее топнула нога:

— Острый Зуб! Что должны делать твои зубы?!

— Должны… кусать, пилить, грызть!

— Что грызть?

— Ды… Мои острые зубы должны разгрызть-раскусить-разорвать цепь, которая заковала-затянула-задушила бедную собаку В-один-миг.

Острый Зуб прыгнул собаке на шею и впился в железный ошейник. И тут словно заработали сразу десять острых пил — такой поднялся звон-скрип-скрежет. Поначалу суслик и сам удивился, что его зубы перегрызают железо, но тут же понял: это алые ягоды дали необычайную крепость и силу его зубам! Ведь он держал ягоды во рту, в защёчном мешке!

Через минуту цепь звякнула о землю. Не успели Илюк с Острым Зубом и глазом моргнуть, как В-один-миг исполнила десять или двенадцать дел: не то семь, не то восемь раз лизнула Илюка и Острого Зуба, покаталась по траве, потёрлась о ногу Илюка, хотела потереться и о ногу Грозного Стража, но тот поджал ногу и важно отошёл в сторону.

— Пожалуйста, остановись! — сказал Илюк. — Остановись, перестань кувыркаться! В-один-миг, ты сказала, что знаешь Чабана?

— Он — мой хозяин!

— А Завитка ты знаешь?

— Ах, Завиток! Он всегда убегал от стада, хотел, чтоб я его искала и приводила обратно!

— Так слушай!..

Оказывается, В-один-миг умеет не только рычать, кидаться на ограду и кататься по траве, она может и замереть, словно камень.

— …Чабан и Завиток ждут тебя каждый день, ищут тебя, — закончил свой рассказ Илюк.

Потом В-один-миг показала, как она бегала, когда пасла стадо. Она стремительно сорвалась с места, её тень на земле шевельнуться не успела, как В-один-миг обежала вокруг неё. И уже после этого она по доброму местному обычаю пригласила их в гости.

И все трое праздничным шагом отправились на бахчу.

Вскоре с бахчи послышалась песня:

Потом Острый Зуб спел ещё раз, а слова про дружбу спели втроём несколько раз подряд.

— Нет, я теперь до самых Чебоксар не захочу есть, — сказал Илюк, подкатывая к себе тридцать четвёртую дыню.

— Эти дыни называются хандаляк, — сказал Острый Зуб. — Хотя они поспевают рано, много нужно пролить пота, чтобы уже весной вырастить такие сладкие дыни. Илюк сказал собаке:

— Найди какую-нибудь доску и краски! Мы не воры и не беглецы, чтобы уходить тайком. Оставим письмо.

В-один-миг сняла с петель и притащила калитку. Нашлась банка с краской и кисть.

Илюк, потирая в особенно затруднительных случаях концом хобота лоб, написал письмо под диктовку собаки.

Острый Зуб только вздыхал и ёрзал, а потом принялся успокаивать себя: «Ничего, Острый Зуб! Ничего! Мы с тобой не мастера писать, но зато мы умеем читать! Читаем письма на листьях, следы на песке, знаем все буквы травы, все знаки цветов, всю книгу злаков!»

— Готово! — сказал Илюк. — А теперь подпишись!

В-один-миг макнула лапу в краску и приложила к калитке.

Друзья отступили на несколько шагов и полюбовались письмом.

— Мне тоже надо кое о чем сообщить Косой Бороде! — сказал Илюк и снова принялся за письмо.

— Оставь место для меня! — предупредил Острый Зуб.

Потом Илюк писал под диктовку Острого Зуба:

От такого письма не хотелось уходить. Только Острый Зуб был недоволен, всё ворчал:

— Какие у некоторых несуразно большие ноги! Начнут подписываться, раз — и на всю калитку! Из-за них другим приходится писать короче…

Потом они читали-перечитывали письмо, пели-распевали песни, ели-хвалили дыни.

Когда стало прохладней, они вышли в путь. Подумать только, счастливый день всё ещё не кончился!

В-один-миг на прощание облизала двух своих спасителей, выслушала много-много приветов Чабану, Завитку, Старой Овце и всей отаре и понеслась к далёким горам. Илюк, который уже понял, что в долгом путешествии от прыжков и кувыркания пользы мало, зашагал ровным шагом. А Острый Зуб был уверен, что приятная беседа и радостная песня всегда кстати: и днём, и ночью, и в начале пути, и в конце. И, сидя верхом на слоне, он говорил, и пел, и плясал…

К Нобаду Илюк и Острый Зуб тут же прониклись уважением. Ведь это он сразу нашёл потерявшуюся страну!

Вот как это случилось.

Путешественники уже целую неделю искали Туркмению. Им сказали: чтобы попасть в Туркмению, надо идти вдоль реки Амударьи. По её левому берегу тянется необозримая пустыня Каракумы, а Каракумы — это уже Туркмения. Илюк и Острый Зуб шли левым берегом Амударьи, вокруг простиралась необозримая пустыня, но Туркмении как нет, так и не было. Путешественники спрашивали встречных:

— Это страна?

— Страна Большого Канала! — отвечали им. А старый гордый верблюд сказал:

— Страна Самого Большого Канала!

Не сговорились же они! Да и сами путешественники видели этот канал! Широкий, голубой, он прорезал океан жёлтого песка. Илюк смотрел на канал и думал: «Может, это и есть та самая живая вода?»

Идёшь-идёшь по пустыне, смотришь-смотришь — и никакого человеческого жилья, один песок. И вдруг — канал! И по обеим его сторонам стоят белокаменные дома, спускаются к воде стада, из прибрежных камышей взлетают утки. Иначе и не назовёшь эту землю, как Страной Большого Канала!

Но где же Туркмения?

Порой Илюк и Острый Зуб останавливались и спрашивали:

— Это Амударья?

И сами же отвечали:

— Амударья.

— Левая сторона — вот эта? — поднимал левую ногу Илюк.

— Эта! — отвечал Острый Зуб и тоже поднимал лапку.

— Слева пустыня лежит?

— Лежит!

— Каракумы называется?

— Называется!

— Так какая это страна? — спрашивали они у кого-нибудь, кто шёл мимо.

— Страна Большого Канала!

Но однажды утром знаменитый Путеводный хлопнул лапкой по лбу и заявил, что хватит, всё ясно: дело — в Амударье. Она очень торопливая река — вон какая бурная, мутная, — и впопыхах она перепутала берега, как маленькие дети путают башмаки. Так что левый берег у неё — вместо правого, а правый — вместо левого. Надо переплыть на другой берег и спросить там.

Илюк уже хотел броситься в воду, но какой-то вкусный запах остановил его. Оказывается, один мальчик ухитрился делать три приятных дела сразу: бежать, свистеть и есть горячий чурек [Чурек — лепёшка].

Увидев слона, мальчик остановился как вкопанный. Потом подбежал, сунул Илюку чурек и обнял за хобот. Так они познакомились с Нобадом. Узнав, для чего Илюк собирается переплыть Амударью, Нобад сказал: