Беатрикс Поттер - Питер-кролик и другие

— А вон и ещё один мой платочек! — сказала Люси. — А это что такое вон там, смешное, маленькое, беленькое?

— Это пара рукавичек полосатой кошечки. Она моет их сама, а я глажу.

— А вот и мой последний платочек! — обрадовалась Люси. — Скажите, а что вы макаете в тазик с крахмалом?

— Это прелестные манишки Тома-Титмауса. Такой привередливый мышонок, ужас! — сказала миссис Тигги-Мигл. — Ну вот и всё с глажкой, теперь мне надо развесить для просушки кое-что из выстиранного.

— А что это такое миленькое пушистенькое? — спросила Люси.

— Это шерстяные жакеточки ягнят из Скелгхила.

— Как? Разве их одёжки снимаются? — спросила Люси.

— Конечно, с вашего позволения, сударыня. Вон, посмотрите на метки на плече. Вот ещё одна — с меткой «Гейтсгард», а вот три, помеченные «Литтл-таун». Их всегда метят, прежде чем отправить в стирку! — сказала миссис Тигги-Мигл.

И она стала развешивать на верёвку выстиранное бельё: маленькие мышиные курточки, и чёрный кротовый бархатный жилет, и рыженькое беличье пальтишко, принадлежавшее бельчонку Орешкину, и невероятно севшую синюю куртку Питера-кролика, и ещё чью-то, неизвестно чью, нижнюю юбку без метки. Наконец корзина опустела!

После этого миссис Тигги-Мигл заварила чай и налила одну чашечку Люси, а другую себе. Они сидели на лавке возле камина и поглядывали друг на друга. Рука, которой миссис Тигги-Мигл держала чашку с чаем, была тёмно-коричневая, сморщенная, со следами мыльной пены. А из чепчика и платья миссис Тигги-Мигл торчали булавки острым концом наружу, так что Люси на всякий случай от неё отодвинулась.

Когда Люси и миссис Тигги-Мигл напились чаю, они уложили бельё в узелки. И носовые платочки Люси тоже упаковали в фартучек и закололи серебряной английской булавкой.

Они затушили огонь кусочком дёрна, забрали узелки с бельём, заперли дверь, а ключ спрятали под порожком.

Спускаясь с холма, миссис Тигги-Мигл и Люси встречали разных зверушек. Первыми — Питера-кролика и Бенджамина Банни. И миссис Тигги-Мигл отдала им чисто выстиранные вещички. Все звери и птицы были очень благодарны доброй миссис Тигги-Мигл.

И вот, когда Люси и миссис Тигги-Мигл спустились к самому подножию холма и оказались возле каменного забора, у них остался лишь один узелок с платочками.

Тут Люси вскарабкалась на забор и обернулась, чтобы пожелать миссис Тигги-Мигл доброй ночи и сказать ей спасибо, но — удивительное дело: миссис Тигги-Мигл не стала ждать «спасибо» и не спросила плату за стирку! Она уже бежала вверх, вверх, вверх по холму. И куда девался её чепчик в оборочках? И её шаль? И платье? И полосатая нижняя юбка? И какая она стала крошечная, и вся серая, и вся в КОЛЮЧКАХ! А как же иначе! Ведь миссис Тигги-Мигл на самом деле была просто ежихой.

Вот послушайте историю про утку — Джемайму по фамилии Плюхвводу, которую ужасно сердило, что фермерская жена не позволяла ей высиживать своих утят.

Хотя золовка утки Джемаймы миссис Ребекка Плюхвводу и говаривала ей:

— Ах, да пусть их высиживает, кто хочет! У меня не хватает терпения просидеть на гнезде двадцать восемь дней. И у тебя не хватит, Джемайма! Поверь мне, ты этих невылупившихся птенцов непременно простудишь!

— Нет, — упрямилась Джемайма. — Я хочу сама вывести утят. И выведу!

Она было попробовала припрятывать яйца, но их всегда кто-нибудь находил и забирал. Джемайма Плюхвводу пришла в полное отчаяние. И тогда она решила устроить себе гнездо где-нибудь подальше от фермы.

Стояла прекрасная весенняя погода. Джемайма двинулась в путь вдоль просёлочной дороги. Дорога эта взбиралась на невысокий холм. На Джемайме была дорожная одежда — шаль и шляпка с высокими полями.

Джемайма доковыляла до вершины холма и в отдалении разглядела лесок. Ей показалось, что как раз там она и найдёт себе спокойный приют.

Надо признаться, что Джемайма Плюхвводу не очень-то умела летать. Она кинулась с холма вниз — в сторону лесочка, размахивая шалью, а затем, неуклюже подпрыгнув, поднялась в воздух. Понемногу полёт её выровнялся, и лететь стало легче. Она поплыла по воздуху над вершинами деревьев и вскоре приметила полянку посреди леса, на которой не росли ни дубы, ни ели, и не валялось ни ветвей, ни сучьев.

Джемайма опустилась на землю и заковыляла своей обычной походкой вперевалочку в поисках сухого и удобного местечка для гнезда.

Она приглядела пенёк в зарослях наперстянки, или, как этот цветок ещё называют, лисьего уха. Но подойдя поближе даже вздрогнула — на пеньке сидел элегантно одетый господин и читал газету. У него были острые ушки и песочного цвета усы.

— Кряк? — сказала Джемайма, склонив голову слегка набок. — Кряк?

— Вы заблудились в лесу, сударыня, не так ли? — спросил он.

У элегантного господина, глядевшего на неё поверх газеты, был длинный пушистый хвост, который он подстелил под себя, поскольку пенёк был слегка сыроват.

Джемайме подумалось, что он очень учтив и что выглядит премило. Она объяснила своему новому знакомому, что нет, она не заблудилась, а просто ищет удобное местечко для гнезда.

— Ах, вот оно что! — воскликнул господин с песочными усами, разглядывая Джемайму.

Он сложил газету и засунул её в задний карман брюк. Джемайма пожаловалась ему на кур, которые как ни крути, уж очень много на себя берут.

— В самом деле? Как интересно! — заметил учтивый господин. — Хотел бы я встретиться с этими птицами. Я бы им показал, как лезть не в свои дела. А что касается гнезда, — продолжал он, — то тут не возникнет никаких затруднений. У меня в дровяном сарае огромный запас перьев, и вы, моя дорогая, там никому не помешаете. Устраивайтесь и сидите себе, сколько захочется.

И он повёл её в сторону унылого вида домишки, стоящего в густых зарослях. Домишко был сооружён из ивовых прутьев, обмазанных глиной, на крыше две бадейки без донышек, одетые одна на другую, изображали трубу.

— Это моя летняя резиденция, — проговорил учтивый господин. — В моей зимней норе… ммм… я хочу сказать, в моём зимнем доме вам не было бы так уж удобно.

За домом находился кособокий сарай, который был сколочен из старых ящиков из-под мыла. Господин распахнул дверь и пригласил Джемайму войти.

Вся внутренность сарая была почти до краёв заполнена перьями. Казалось, что и места для воздуха не осталось. Но зато какие они были мягкие и тёплые!