Владимир Даль - Похождения Христиана Христиановича Виольдамура и его Аршета

Позвольте, любознательные читатели, по этому поводу маленькое отступление. Каким образом случается так часто, что какой-нибудь шум, стук, от которого мы внезапно просыпаемся, до такой степени вяжется с длинным и обстоятельным сном, будто стук этот был подготовлен и приноровлен именно к тому мгновению, когда грезы ваши дошли до самой развязки? Как объяснить, например, целый сон Виольдамура, будто составленный только для того, чтобы приноровить к нему во сне то, что Сеньке заблагорассудилось сделать наяву, хоть и с похмелья, и каким образом удар палкою во сне пришелся в одно и то же мгновение с ударом наяву?

Христиан едва мог опомниться и глядел на Семена во все глаза в каком-то недоумении, а Семен принял книгу и глядел очень глупо исподлобья на барина.- "Который час?" – спросил этот. "Одиннадцатый, сударь".

Виольдамур встал, начал припоминать вчерашнее, решительно не знал, куда от тоски деваться, и наконец вспомнил, что у него сегодня урок – и еще какой урок! – оделся и пошел с тем, чтобы зайти также к Волкову, с которым расстался вчера вечером на подмостках оркестра.

Пошел и со стесненным сердцем взялся за ручку той самой двери, к которой никогда не мог подойти без особенного бою сердца, без страху или надежды, сомнения или уверенности. Отворяет дверь – говорят, нет дома. "Как? – подумал он.- Настеньки Травянкиной нет дома, когда я прихожу в урочный час, когда, бывало, меня не дождутся и в окне уже встречает художника, кивая, кругленькая головка? Отчего же это случается именно сегодня – в первый раз со времени начала уроков – сегодня, когда мне дружеское участие ее так необходимо, когда один взгляд, одно словечко могло бы… – может быть скоро будут?" – спросил он огромного верзилу, который стоял перед ним заставой, ухватившись одной рукой за полурастворенную дверь, а другою за косяк. "Не могу знать,- отвечал тот. – Ничего не сказали".

Виольдамур пошел повесив нос, то нежно задумываясь, то вспыхивая негодованием… смотрит вперед – так, это она: она идет с матерью, точно она, вот и казачок за нею! Прибавив шагу, Христиан в одну минуту нагоняет предмет своих мучений и, кланяясь вежливо, не в силах скрыть недоумения своего и беспокойства. Но посмотрели бы вы на него в ту минуту, когда он, надеясь встретить веселенькое и благосклонное приветствие, которого он ждал как глотка воды, остановился в испуге, как истукан, против столь знакомого и милого ему личика, которое приняло невиданное досель выражение! Настенька или не узнает его, или с трудом припоминает, что где-то и когда-то видела, или, наконец, это вовсе не она; глаза прищурились, губки вздернулись – она взглянула вполоборота и сделала какое-то движение рукой, будто опасалась навязчивой близости своего прежнего друга; маменька улыбается на все это одобрительно и продолжает путь, приняв несколько в сторону от другого, не менее навязчивого прохожего, который забежал навстречу и, вспоминая, как его, бывало, кормили за чаем кренделями, присел на плитняк служить и сидит смирно, как надолба. Бедный Христиан стал в тупик и одурел окончательно: он не сумел надеть шляпы своей на голову, а простояв несколько минут неподвижно в таком положении, как захватил его врасплох ледяной взгляд Настеньки, ударил себя раза два пренеловко шляпой по голове, посмотрел на нее как на странную и непонятную для него вещь и наконец воротился домой. Ни к Волкову, никуда не хотел он идти, никого не хотел он видеть; Аршет ему надоедал, Сенька надоедал, Волков был несносен, и всему бы Сумбуру провалиться в тартарары и век не бывать в помине!

Новость о решительном падении Виольдамура, об угрызении совести, которая мучит его теперь и, вероятно, вскоре бросит на одр болезни, новость эта, с различной приправой, была в ходу целую неделю. Он был уже лишний человек в Сумбуре; в нем никто не нуждался, он был даже в тягость городу, и все удивлялись, зачем он приехал, зачем его сюда некстати принесло? Но в течении недели все разговоры об этом предмете приелись Сумбурцам; души этих мыслящих людей искали другой и новой пищи – словом, начинали поспрашивать друг у друга, нет ли новых новостей?- Есть они, есть, когда же, добрые Сумбурцы, вы проживали две недели сряду без новостей; тут надо бы пропасть со скуки. Да, с первой почтой после несчастного концерта привезены были в благостынный Сумбур новости важные, которые в одну минуту вытеснили прежний пустой разговор о каком-то заезжем скоморохе. Бог с ним, чтобы не сказать хуже: теперь не до него!

Мы объяснили уже читателю, каким образом дворянство, съехавшись зимою на выборы, признало Степана Степановича достойнейшим дворянином во всей губернии и вследствие этого определило продлить благие дни существования его главою всего сумбурского дворянства, упомянули также, что частию причиной, а частию следствием этого обстоятельства были хозяйственные распоряжения Прибаутки, который выписал и вина и капельмейстера, и повара; сказали также, что во вторые кандидаты избран был нечаянно отставной корнет, человек весьма угодливый, который уже привык служить средством для чужой цели, а сам не любил ничего выдумывать: это его обременяло. Между тем, однако же, выбор этот многим казался очень смешным.

И вот какое известие привезла субботняя почта в Сумбур: утвержден предводителем дворянства не Степан Степанович, а жертвовавший собою для общего блага. Многие любопытствовали узнать, что же де теперь станет делать Степан Степанович?

А вот что: если бы у него были волоса на темени, он бы их, я полагаю, выдрал, теперь же он ограничился тем, что нахлопал и нашлепал лысину свою ладонью докрасна. Человек этот по какой-то внутренней побудке в изъявлении печали, горя, отчаяния следовал всегда примеру большей части диких островитян, вымещающих все это кровавым знаком на теле своем. Потеряв сына, Прибаутка исцарапал щеки свои до крови: так скорбел он о потере; когда у него сгорел овин и несколько кладей хлеба, то он искалечил было себя, ударившись головою в стену; к счастию, однако же, он дал о скользня, расплющил только об стену нос, и доктор говорил тогда, что кровопускание это чрезвычайно ему было полезно, даже необходимо, и что это-де натура сама себе пособила. Доктор часто ставил случай этот в пример, каким образом природа сама иногда лучше врача знает, что ей нужно.

Итак, Прибаутка нахлопал лысину свою и, убедившись, что горю пособить на этот раз нельзя, решился уничтожить немедленно все роскошные затеи свои, в которых не видел теперь ни малейшей пользы. Он будет отныне жить тихо, уединенно, в семейном кругу, середи сельских занятий, и уверял, что теперь только почувствовал вполне, сколько он ненавидит коварный свет и все мишурные приб а утки его и как он склонен, напротив, к тихой сельской жизни. Итак, погреба и подвалы на замок; дом в городе отдан внаймы откупщику; музыка отправилась опять на чердак, где воробьи и мыши крайне обрадовались старым приятелям своим, а выписной повар, капельмейстер и француз уволены на подножный корм. А гувернер-то за что, спросите вы: каким образом он, или, лучше сказать, дети, могли попасть под общую статью опалы? Да чтоб глаза не мозолил: детей же, говорит Степан Степанович, "я буду готовить не туда". А куда же?