Владимир Даль - Похождения Христиана Христиановича Виольдамура и его Аршета

Но между тем, друг мой, Хр и стинька, как ты, убитый горем, глядишь в плотную и тяжелую землю, от которой иногда безрассудно требуют, чтобы она легким пухом лежала на груди покойника – между тем есть еще на свете люди живые, которые думают и гадают о живом. Чтобы не ходить далеко за примерами, то возьмем хоть доброго дядю твоего, давно уже сменившего валторну свою на слуховой рожок. Добрый дядя твой, хоть он и глух, хоть он и отставная валторна, заботится, однако ж, более о житейском и нажитом своем добре, нежели ты сам. Между тем как ты сиднем сидел на холодной плите и доспрашивался у безответного камня: что теперь из тебя будет, не заботясь о том, что у тебя есть, дядя твой позаботился уже и о том, и о другом: он, как человек старый и немощный, на кладбище ехать не мог; но он распорядился в это время забрать все, что только было в живом жилье отца твоего, и свез все к себе на дом; он отпустил милостиво старую Акулину твою с чистым аттестатом; сдал своему дворецкому чашки, кастрюли, ложки и плошки из родительского дому твоего – а дворецкий этот была старая Тио, сердобольная баба средних лет, которая называла себя, ведкою ис Фиборг, то есть шведкою из Выборга, и крестила метлой и кочергой всякого без разбору, кто называл ее чухонкой. Вы могли выбранить Тио как угодно и она, не оставаясь в долгу, правда, расплачивалась тою же монетой, однако же подобная ошибка все еще ограничивалась словесными прениями; но вам только стоило назвать ее чухонкой и – не прогневайтесь: она отвечает в тот же миг помелом или метлой. Видно, она была уже такого щекотливого сложения. Итак, Хр и стинька, дядя твой очистил наследственное жилье твое, рассчитавшись честно с хозяином; перетащил все к себе и сказал своей Тио, что долг родства велит ему принять тебя, сироту, к себе в дом на пропитание. Отставная валторна и "ведка ис Фиборг", хотя и были оба иностранцы, однако ж объяснялись между собою по-русски – потому что он не знал шведско-выборгского языка, а она не знала немецкого. Если к этому присовокупим еще, что обоюдные успехи их в русском языке сохранили все оттенки и особенности финского и немецкого словосочинения – что он был туг на ухо как барабанная шкура, а она несколько туга на понятия и, притом, как мы сейчас видели, нетерпеливого сложения – то читатели поймут, что всякое отвлеченное объяснение между этою четою представляло некоторые, иногда довольно упорные, затруднения. При всем том, однако ж, кроткая Тио поняла наконец в чем дело, была нововведением этим крайне недовольна и выразилась даже на твой счет, любезный Хр и стинька, несколько резко; она сказала: "На сто ему эта порты кормить, пусть истохнит она"; дядя, однако, против обыкновения, одержал в этом случае победу, сумел задобрить, успокоить и убедить разгневанную хозяйку. Видно у него нашлись в запасе доводы очень ясные, яснее так называемых математических; я полагаю так, во-первых, потому, что Тио жила у дяди в доме уже лет двадцать и повелевала жезлом своим, метлой, безусловно и неограниченно и дядю твоего только что не заставляла служить по-собачьему, во-вторых, потому что она не сильна была в математике и доказательств математических нисколько не уважала. Так, например, когда дядя, еще в первые годы своего холостого хозяйства, вздумал было усчитывать домашние расходы своей Тио и поверять ее, требуя, чтобы она отдавала отчет во всякой копейке, то стряпуха Тио бывало являлась преспокойно каждое утро с огромным березовым поленом, на котором насечено было косарем случайное количество зарубок: это была счетная ее книга; – перебирая ногтем зарубки одну за другою, она говорила: "масла десять копек; 'леба двадцать копек, рицать копека сабула на сто; соли осем копек,- исцо 'леба двенадцать копек,- другой масла двадцать копек, тридцать копек сабула на сто"; – и так далее; если же за всем тем, и несмотря на частое введение в расход особой статьи под названием саб у ла на сто, то есть забыла на что, все-таки чего-нибудь до взятого ею на расходы целкового не хватало, и дядя старался доказать ей эту математическую истину простым сложением, то наша Тио, покачав головой и понянчив полено, отвечала: "Как вам не стидно, ви такой вещи говорите; се'здор эта; когда я говору ус сто я снаю, сто тут се'есть – ну?" – а затем отворачивалась преспокойно и, плюнув, уходила на кухню и принималась за стряпню, будто кончила дело свое как нельзя лучше. Времена эти уже впрочем прошли и прошли давно; вы сами знаете, как время скоротечно и времена изменчивы – нынче уже давно, давно дядя не смел и подумать об учете домоправительницы своей и был очень доволен, если, сметив решительную слабость ее в математических выкладах, мог наоборот исплошить ее, обсчитав и утаив частицу, коротко известных ей, доходов своих.

Когда Христиан Христианович в крайнем изнеможении духа и плоти возвратился с кладбища домой, то вместо обычных, коротко знакомых ему предметов застал он там только дворника со щеткой, судомойку с лоханью и тряпицей да хозяйского кучера; они советовались сам-третей между собой, мести ли опорожненные комнаты, или бросить так, или же испросить на это особенную волю и разрешение хозяина, слышав де от старых людей, что если вслед за сошедшим постоятельцем вымести комнаты, то не скоро наживешь нового и что поэтому мести надобно не прежде, как когда явится кто-нибудь смотреть квартиру.- "Дурак ты,- говорила судомойка, поставив лохань на пол и засучивая рукава, – да ведь он не сошел, а помер".- "Коли помер, так стало быть и сошел",- заметил замысловато кучер; повесил голову, подбоченился и прогулялся по комнате в каком-то недоумении шага три взад и вперед, как будто размышляя, так ли это будет, что он сказал, или нет,- "Один помер,- молвил надумавшись дворник со вздохом, – а другой сошел; старик помер, а молодого, вишь, глухой к себе берет".

На это ни у кого в совете трех ответу не пригодилось: кучер подошел к окну и стал насвистывать сквозь зубы заунывную; дворник, прислонившись задом к стене, оборотил щетку на себя, упер конец рукояти в пол и лег обоими локтями и бородой в густую щетину, так что из нее пыль столбом встала; судомойка же осталась с засученными рукавами и лоханью вовсе без дела и, обращаясь то к одному, то к другому, тараторила не переводя духу, как будто кто барабанил по лубочному лукошку, и глухой отголосок вторил ей со всех четырех углов опустевшей комнаты.

Вот почему мы и видим Христиана Христиановича у сиропитательного дяди, куда пришел он поневоле, вслед за всем добром своим, нашедши в квартире отцовской одни только голые стены и недоумевающих в важном деле слуг господских. У дяди, как вы видите, свои понятия о гениях и об изучении свободных искусств; приняв на хлебы племянника, он взял его и в науку и начал тем, что растеребил целый голик на преизрядные пучки розог, которые, бесспорно, были уже и в работе; это ясно по обломанным и рассыпанным на полу прутьям. Прическа бедного Христиана является в таком расстроенном состоянии, что едва ли его не причесал за наукою сам глухой дядя; а взглянув на пучок розог, который этот держит наготове, позволено предположить, что Хр и стинька не случайно стоит во время уроков нараспашку и без подтяжек, а что это должно быть одно из вспомогательных для науки распоряжений, для большей сподручности и для выигрышу времени.