Игорь Малышев - Лис

А в это время далеко-далеко на севере царила полная темнота. Холод. Промерзшая земля, укрытая снегом. Кругом белая пустыня, ни деревца. Где-то недалеко, под толстым слоем льда, спит океан, в котором плавают рыбы, почти забывшие свет и видящие его только коротким летом в разломах льда. Они боятся его режущих глаз лучей. Рыбы ходят большими косяками, похожими на рябящее пятно. По льду гуляют медведи. Белые, под цвет снега. Здесь, под северными звездами, почти не бывает лета. Отсюда приходят ветра, от которых стынут лица. Тысячи лет назад отсюда пришел ледник. Сюда он потом и вернулся.

Под землей что-то произошло. Она двинулась, забугрилась. Послышался ее приглушенный стон. Что-то прорывалось из вечной ледяной темноты наверх. Что-то толкалось изнутри, пробивая себе путь. Оно то затихало на минуту, чтобы собраться с силами, то снова принималось драться за выход на поверхность. Оно разрывало тело земли, билось за право исполнить свое предназначение. Наконец белый покров разорвался, и из-под него показалась голова собаки с бесстрастными, под цвет льда глазами. Она открыла красную пасть и сделала первый вдох. Собака была темно бурого цвета, из ее головы и боков торчали белые корешки трав с комочками стылой земли. Это была земляная собака. Все ее тело состояло из земли. Ноздреватое, сильное и неутомимое тело. Рядом, из-под снега появились точно такие же псы. Они сели около дыр, из которых вышли, и завыли в шесть глоток. Над равниной поплыл тягучий холодный звук. Псы уже знали свое предназначение. Они знали кого им искать, и что делать дальше. Их появление означало, что кто-то забыл, что существует притяжение земли. Кто-то захотел узнать слишком много, а потому должен быть притянут землей обратно.

Собаки собрались вместе, тревожно понюхали воздух и помчались на юг, повернувшись затылками к Полярной звезде, которая здесь стоит почти над головой. За ними оставалась полоса тяжелого взлохмаченного снега.

На исходе лета Лис устал отдыхать. Он покинул свое пожелтевшее плавучее гнездо и отправился искать выход из камышового моря. Он двинулся напрямую, ближайшей дорогой к лесу. Через сутки ходьбы зеленые заросли не кончились, а бес вышел снова к своему гнезду.

— Уху, — удивленной совой воскликнул он.

Первый раз в своей жизни Лис очутился там, куда не хотел попадать. Он заблудился первый раз за тысячи прожитых лет. За удивлением пришел страх. Если он начал блуждать, как слепой котенок, в родном мире, то случилось что-то ужасное и скорее всего непоправимое. Единственная непоправимая вещь, которая могла с ним произойти, это пробуждение его земляных псов.

Бес еще раз попробовал выйти из зарослей и снова неудачно. Дорога вернула его к куче камыша, бывшей все лето его домом. Он забрался на нее, свернулся клубочком и стал вспоминать.

Лис вспомнил все самые веселые и радостные моменты в своей жизни. Он лежал и улыбался, как улыбаются дети. Лицо его словно изнутри озарялось чистым легким светом, морщинки разглаживались, губы расплывались в улыбке. Это было похоже на восход молодого солнца, на распускающийся цветок, на прыжки белки с ветки на ветку. Бес заново пережил свои шалости, насмешки и безобразия, которые он всегда творил без злобы и желания кого-то обидеть. Он делал это просто потому, что так интереснее было жить. Его шалости походили на солнечный луч, который по утрам щекочет нос, от чего чихают и просыпаются, тянутся в постели, глядя в окно замечают, какое чистое небо с катящимся по нему нестерпимо ярким шаром солнца.

Не забыл он и об удивительных открытиях, что совершил за жизнь. Он вспомнил их все, потому что не делил их на большие и малые, значительные и пустяковые. В мире не существовало для него важного и неважного. Все было одинаково интересно, существенно и значительно. Умеющий ценить малое, сумеет ценить и большое. И шорох пчелиных лапок в дупле дерева, и колодец, из которого Странник достал мир, и всплеск рыбы в ночном озере, и перо журавля, падающее с неба от летящей стаи, и Великий Лед, и капля дождя, бегущая по шее, и Сияющая Тайна — все неизмеримо прекрасно, упоительно загадочно, переполнено светом вечности.

Напоследок он оставил печаль. Печаль о том, что ничего не вернуть и все, кто ушел уже не вернутся, что время, словно зазубренная стрела, входит под сердце и идет только вперед яростное и неукротимое. Лису было грустно оттого, что пришел срок отдать себя земле, напоить травы из своей груди и глаз. Грустно ему было, что он не увидит этих трав, и тех рассветов, что они будут встречать без него.

Печаль прошла быстро, бесы не умеют долго предаваться невеселым мыслям. Он открыл глаза. После прощания мир стал резче, камыши шуршали отчетливей, ветер был тверже, звезды острее. Лис оттолкнулся и нырнул в воду. Долго плыл, обвиваясь вокруг тростников, задевая руками скользкие бока карасей. Он встал только тогда, когда начал цеплять брюхом дно. Поднимая за собой тучи взбаламученного ила, бес вышел на твердую землю. Камыши закончились, ветер спал. В воздухе висело безмолвие. Мир притих, как приготовившаяся к прыжку рысь. Звонко крикнув, бес побежал в темноту, смыкавшуюся за ним, как закрывающиеся ворота.

С этой поры Лис начал жить быстро, наполняя каждую минуту до предела. Он и раньше никогда не забывал, что от смерти не уйти, и поэтому жил весело, красиво, но сейчас он просто превзошел самого себя. Он не переставая носился по округе, задевая всех, внося в жизнь леса веселую неразбириху. Он натаскал белкам столько орехов, что они забыли о сне, пряча их по лесным тайникам. Он полил спящего деревянного Мухомора водой из кувшинки, сорванной в полночь на Синем болоте, отчего из бедного лешего во все стороны полезли корешки. Утром Мухомор накрепко врос в землю. Он ворочался и охал, не в силах вытащить корни, закопавшиеся в чернозем. Пришлось их вытаскивать Лису, попу, Коростелю и еще нескольким знакомым лешим, которые потом долго посмеивались в длинные колючие бороды над проделкой. Бес успел измучить своими шутками русалок и еще пол-леса впридачу, за что его не единажды секли крапивой, драли за уши и щипали. Через день Лис устраивал на глухих заповедных полянах игрища у костра с беготней и визгами до рассвета. Он шутил так, что у пришедших к утру от смеха болели животы. В Лиса влюбился весь лес, хоть и не показывал вида. Один Мухомор смотрел на все это и однажды сказал:

— Не знаю, Лис, что происходит, но мне почему-то страшно за тебя. Не объяснишь почему?

Бес виновато улыбнулся.

— Наклонись поближе, скажу.

Доверчивый леший подошел вплотную и подставил трещину в ножке, служившую ему ухом (Мухомор был грибом). Бес поднес к ней губы и со всей мочи заревел быком.

— Ох, — только и смог сказать оглушенный леший. — Ох, бес! Строчок скрюченный, нос ежиный! Вот я тебя!