Галина Александрова - Как Кузька хотел взрослым стать

— Пустяки — потому, что мы играем во взрослых, а взрослые в Бабу Ягу не верят, они говорят, что она — детские выдумки и бабушкины сказки, — стала терпеливо, как взрослая, отвечать на его вопросы Лидочка.

— Как сказки? — обиделся за Ягу Кузька. — Яга, конечно, вредная, но не всегда. Иногда может плюшками накормить и помочь дорогу найти усталому путнику.

— Не перебивай. А видели мы тебя и раньше, потому что ты плохо в невидимого превратился. Лапти и уши видать было. Маленький ты еще, неопытный, плохо превращаешься. Это только у взрослых все хорошо получается.

— Почему это только у взрослых? — по своему обыкновению заспорил Кузька.

— Потому что они — взрослые.

Давно уже Лидочка с Анюткой играть во взрослых перестали, давно уже гусь сменил гусыню на кладке, а Кузька все сидит возле крылечка, думает. Не понимает он, как это можно во взрослых играть?

— Ну еще в лягушек — понятно, — бормочет он себе под нос, — они вон как прыгать умеют, ни один домовенок так не прыгнет! В лошадок — тоже ясно. Они бегают быстрее соседского вредного мальчишки Васьки и сено есть умеют. А как можно играть во взрослых? Что интересного во взрослой жизни?

И тут вспомнил Кузька, как он оконфузился, оттого что не смог полностью невидимым сделаться, и задумался еще крепче.

— А ведь и правда, взрослым домовым быть лучше, чем домовенком, — удивился он, — взрослые высокие, значит, дальше видят и выглядят грознее.

Забыл Кузька, что даже самый взрослый на свете домовой все равно гораздо меньше любого ребенка. И немножечко, самую маленькую капельку завидует взрослым. — А еще взрослых домовых мыши с первого слова слушаются, а мне сначала приходится авторитет устанавливать и показывать, что я не просто так себе, — грустно вспоминает Кузька. И начинает он завидовать взрослым домовым уже побольше, чем самую маленькую капельку.

— А еще взрослые домовые в соседней деревне собираются, опытом делятся, советуются, как все лучше устроить. А меня пока не берут. Мал еще я им для советов-то, — совсем мрачнеет Кузька и начинает уже вовсю завидовать взрослым.

— А еще у взрошлых бороды крашивые и ушы, а ты шебе как-то углы приришовал угольком из печки, так мыши чуть животики шо шмеха не надорвали, а Фенечка чумазеньким тебя обозвала, — вырастает словно из-под земли его подруга шишига Юлька, — а ты вовсе и не чумазым был, а вовсе чудешненьким.

Было дело, нарисовал себе как-то Кузька усы и бороду для важности. Уж больно хотелось ему важным казаться! И нарисовал он себе именно усы, а не «ушы», как шишига сказала. Просто она тоже маленькая и букву «с» не выговаривает, а вместо нее «ш» говорит.

Вспомнил Кузька, как он себе усы нарисовал, и как над ним все, кроме Юльки, смеялись, и совсем духом падает. Ах, как хочется ему настоящие усы заиметь! А вырасти они могут только тогда, когда он взрослым станет. Веков через десять.

— Конфуз у меня сегодня вышел, — жалуется он Юльке, — взрослые в невидимых хорошо превращаются, а я сегодня уши и лапти превратить забыл.

— Ой, как интерешно! — всплескивает лапками шишига. — Что ж ты мне раньше не шказал, я бы поглядела, как он выглядит, конфуз этот.

— Взрослым играть не хочется, а у меня столько полезного времени на игры уходит! Ну не могу я не играть, и все тут! Кажется мне, что если я играть не буду, то просто разломаюсь на мелкие кусочки, — продолжает кручиниться Кузька.

— Ой, шишиги родные, — вопит, как ужаленная, Юлька, — не разламывайшя, пожалуйшта, Кузенька, мне без тебя шкушно будет. Ш кем я играть буду? Кто меня вошпитывать будет?

— Не буду я больше играть ни-ког-да, — твердо говорит Кузька, — пойду на край света средство искать, как побыстрее взрослым домовым стать. Хочу поскорее усы, авторитет и своим опытом делиться со всеми домовыми! Прощай, дорогая шишига, следи тут без меня за порядком. Вернусь я взрослым — строго с тебя спрашивать буду.

Тут шишига заголосила совсем дурным голосом.

Чего-чего, а шум поднимать шишиги могут. Этому их мамы-шишиги с пеленок учат. Человеческие мамы детей успокаивают, чтобы не орали, а шишигинские тормошат, чтобы орали. Потому что призвание шишиг — всякие мелкие хулиганства устраивать и людям скучать не давать.

— Ой, Кузенька, — голосит шишига, — и не вздумай даже на край швета уходить! Без тебя в доме никакой дишциплины не будет! Баюнок днем начнет всех шпать укладывать, Кикимора Запечная под штол переберетшя — Подштольной штанет, Жировик-Лизун все запашы поешт, Корогуши вшякие понабегут. Да и я без тебя ишпортюшь. Как пить дать, ишпортюшь. Баловатыпя начну, шишиг взрошлых не шлушатьшя, шуметь по ночам, ручки у чашек подгрызать. Это я тебе чешно-чешно говорю.

Юлька так нарочно заголосила. На самом деле, она давно уже исправилась и почти совсем не балуется. Просто знает она, что Кузька — самый замечательный домовенок на свете, и хочет его дома удержать. Ведь самый замечательный домовенок никогда не уйдет на край света, когда дому его угрожает опасность в виде Корогуш и испортившихся шишиг.

— А может, не испортишься? — с надеждой спрашивает Кузька.

— Еще как ишпортюшь, — грозит Юлька, — хочешь, прямо сейчас портитыня начну? Хочешь, штупеньку у крыльца подгрызу? Дедушка вернется, наштупит на штупеньку, она шло-маетшя, мед разольется, и крыльцо шразу липким штанет. Прибежит бабушка и прилипнет. И Лидочка прилипнет. И Анютка. И кошка Фе-нечка. Вот шмеху будет!

— Ой, беда-беда, огорчение! — Тут уже Кузька голосить начинает и по крыльцу туда-сюда бегать. Чуть-чуть беду на дом не накликал! А еще домовой называется! Что же делать-то? И взрослым стать хочется, и дом оставить нельзя.

— А взрошлым только на краю швета штать можно? — хитренько спрашивает Юлька.

— Не знаю, — задумывается Кузька, — просто во всех книжках добры молодцы счастье именно на краю света находят. Сначала идут до Бабы Яги, она плохих молодцев съедает, а хороших пирогами кормит и клубочек волшебный дает. Куда клубочек покатится, туда добрый молодец и путь держит. А катится клубочек всегда на край света.

— Почему вшегда? — спрашивает любопытная шишига.

— Потому что земля — шар, так в Анюткиной книжке написано. Вот клубочек по шару вниз и катится. Понятно?

— Непонятно, — упрямится Юлька.

— Чего непонятно?

— Непонятно, почему Яга плохих молодцев ешт, а хороших на швободу отпушкает? Я, хоть и шишига, ни за что ишпорченного молодца ешть не штала бы. Я бы его пожале-е-ела и пирогами накормила. А шъела бы хорошего, швежего, вкушненького.