Я. Гримм - Собрание сочинений (200 сказок. 1895 г.)

И вдруг старуха приостановилась, вспрыгнула наверх узла и преспокойно там уселась; и несмотря на то, что она была суха, как хворостина, а оказалась тяжелее всякой толстой деревенской девки. Колени у юноши задрожали, он стал приостанавливаться, а старуха давай его хлестать то прутом, то крапивой по ногам. С непрерывающимся оханьем поднялся он на гору и, наконец, добрел до дома старухи как раз в то время, когда уже готов был упасть.

Когда гуси завидели старуху, они стали взмахивать крыльями и вытягивать вперед шеи, и бежали к ней навстречу с веселым гоготаньем. Позади стада с хворостиной в руках шагала какая-то пожилая и неуклюжая баба, высокая и здоровенная, но безобразная, как ночь.

«Матушка, – обратилась она к старухе, – разве что с вами случилось, что вы так запоздали?» – «Ничуть не бывало, доченька, – возразила ей старуха, – со мною ничего дурного не случилось; напротив, вот этот милый господин взялся даже тащить на себе мою ношу; мало того, когда я устала, он еще и меня взвалил себе на спину. Притом же и дорога ничуть нам не показалась длинной, всю дорогу мы смеялись и шутили».

Наконец, старуха сползла у него со спины, взяла и узел свой, и корзины, посмотрела на него весьма дружелюбно и сказала: «Вот теперь присядьте здесь на скамейку у дверей и отдохните. Вы честно заработали награду за свой труд, и вы ее получите».

Потом обратилась к гусятнице и сказала: «Войди-ка в дом, доченька; неприлично тебе здесь одной оставаться с молодым господином. Не надо масла подливать в огонь… Пожалуй, еще влюбится в тебя».

Граф и сам не знал, что ему делать – плакать или смеяться? «Вот сокровище-то, – подумал он, – да будь она даже и на тридцать лет моложе, она бы не могла тронуть моего сердца». Между тем, старуха ласкала и гладила своих гусей, как милых деток, и затем вошла в дом со своею дочерью; а юноша растянулся на скамье под дикой яблоней.

В воздухе было тепло и приятно; кругом простиралась зеленая широкая лужайка, усеянная синими и желтыми цветами, а посреди лужайки бежал светлый ручей, сверкая на солнце; и белые гуси двигались тут же взад и вперед либо полоскались в воде.

«Тут очень мило, – сказал граф, – но только я так устал, что глаз разомкнуть не могу: дай-ка я посплю немного. Лишь бы только не поднялся ветер и не унес бы мои ноги – они у меня словно ватные…»

Поспав немного, он был разбужен старухою. «Вставай, – сказала она ему, – ты здесь не можешь оставаться. Правда, тебе от меня таки солоно пришлось, но все же ты жив остался… Теперь хочу тебе отдать награду: ведь в деньгах и во всяком добре ты не нуждаешься, так вот тебе нечто иное. – И сунула ему в руку кружечку, целиком вырезанную из изумруда. – Храни это бережно, – добавила она, – в этом твое счастье».

Граф вскочил на ноги, чувствуя себя опять и сильным, и бодрым, поблагодарил старуху за ее подарок и пустился в путь-дорогу, даже и не подумав оглянуться на дочку старухи.

Уж он порядочный кусок пути прошел, а все еще издали доносился до него веселый крик гусей.

Граф три дня блуждал по этой глуши, прежде чем из нее выбрался. Затем пришел он в большой город, и так как никто его не знал там, то он и был приведен в королевский замок, в зал, где король и королева сидели на троне.

Граф опустился на колено, вынул изумрудный сосуд, подаренный ему старухою, и положил его к ногам королевы. Та приказала ему встать и подать себе эту драгоценную безделушку. Но едва только она открыла этот сосуд и в него заглянула, как упала на землю замертво.

Графа схватили королевские слуги и собирались вести в темницу; но королева открыла глаза и приказала его освободить. «Все выйдите отсюда вон, – сказала она, – я должна с ним переговорить наедине».

Оставшись наедине с графом, королева стала горько плакать и сказала: "Что мне блеск и почести, меня окружающие, когда я каждое утро пробуждаюсь с печалью и заботами! Три было у меня дочери, и младшая из них была так прекрасна, что весь свет почитал ее за чудо. Бела, как снег, румяна, как зорька, и волосы ее блистали, как лучи солнца. Когда она плакала, из глаз ее не слезы капали, а жемчуг выкатывался и драгоценные камни.

Когда ей минуло пятнадцать лет, король призвал всех трех сестер к своему трону. И посмотрели бы вы, как все были поражены, когда вошла моя младшая дочь – словно солнышко на небо выкатилось!

Король же сказал им трем: «Дочери милые! Не знаю я, когда настанет мой последний час, но я хочу сегодня же определить, что каждая из вас должна будет получить по смерти моей. Знаю, что все вы меня любите; но которая из вас более любит – той и достанется лучшая доля. – И потом добавил: – Не можете ли вы мне выразить словами, насколько каждая из вас меня любит? По вашим речам я ознакомлюсь и с тем, что вы думаете».

Тогда старшая сказала: «Люблю отца моего так же, как сладчайший сахар».

Другая сказала: «Люблю отца, как самое лучшее из моих платьев».

А младшая молчала.

Отец и спросил ее: «Ну, а ты, любимое мое дитятко, ты как меня любишь?» – «И сама не знаю, – отвечала она, – и даже не могу ни с чем сравнить свою любовь».

Но отец настаивал, чтобы она выразилась определеннее.

Тогда она сказала наконец: «И самое лучшее блюдо мне без соли не вкусно – вот и отца я тоже люблю, как соль!»

Услышав это, король пришел в ярость и сказал: «Если ты любишь меня настолько лишь, насколько любишь соль, так и за любовь твою я награжу тебя одною солью».

И разделил королевство пополам между двумя старшими дочерьми, а младшей приказал навязать на спину мешок с солью, и двое слуг должны были вывести ее в дремучий лес.

Мы все за нее просили и молили, – сказала королева, – но гнев короля нельзя было ничем смягчить. Как она, бедняжка, плакала, когда должна была покинуть дом! Вся дорога ее была усеяна тем жемчугом, который у ней из глаз выкатился.

Вскоре после того король раскаялся в своем жестокосердии, приказал разыскивать свою дочь во всем лесу; но никто не мог ее найти.

Как я подумаю, что ее, может быть, растерзали дикие звери, то не знаю, куда деваться от печали; иногда, впрочем, я утешала себя надеждой, что она еще жива и укрылась где-нибудь в пещере или нашла себе приют у сострадательных людей.

Но представьте себе, что, когда я вскрыла ваш изумрудный сосудец, в нем я увидела жемчужину, такую же точно, какие вместо слез падали из глаз моей дочери, и потому вы можете себе вообразить, как сжалось при этом мое сердце! Скажите, как эта жемчужина попала в ваши руки?"

Граф рассказал королеве, что сосудец он получил от старухи в лесу, которая показалась ему ведьмой; но младшей королевны ему не приходилось видеть, и ничего о ней он не слышал.

Король и королева решились тогда посетить старуху; они предполагали, что там, где оказалась жемчужина, они должны будут получить сведения и о своей дочери.