Я. Гримм - Собрание сочинений (200 сказок. 1895 г.)

После того королевич оставался в этом своем замке недолго, а вспомнил о своей матери, и захотелось ему узнать, жива ли она.

Вот он и сказал девочке: «Я хочу вернуться к себе на родину, и если ты хочешь со мною идти, я берусь прокармливать тебя дорогою». – «Ах, нет, – отвечала она, – туда путь далек, да и что стану я делать на чужой стороне, где меня никто не знает?»

Так как она за ним следовать не хотела, а ему не хотелось с ней расстаться, он пожелал, чтобы она обратилась в красивую гвоздику, и пришпилил ее к своей одежде.

Вот и пустился он в путь, и собака должна была за ним же бежать по пути на родину.

Пришел он к башне, в которой посажена была его мать, и так как башня была очень высока, то он пожелал себе лестницу, которой бы хватило до самого верха.

Поднялся он по той лестнице на верх башни, глянул вниз и крикнул: «Дорогая матушка, госпожа королева, живы ли вы, или уже нет вас в живых?»

Мать отвечала: «Я только что поела и еще сыта!» Она думала, что прилетели к ней ангелы.

«Я тот милый сын ваш, которого дикие звери будто бы похитили у вас из рук; но это все неправда – я жив и здоров и скоро вас отсюда освобожу».

Затем он спустился с башни, пошел к своему королюотцу и приказал доложить о себе, что вот, мол, егерьиноземец пришел к нему на службу наниматься.

Король отвечал, что он охотно примет его на службу, если он егерь опытный и может доставлять дичь к его столу.

А надо заметить, что в той местности и во всей той стране до самой границы никогда дичь не водилась. Егерь обещал королю, что будет доставлять столько дичи, сколько может к его королевскому столу потребоваться.

Затем позвал он с собою всех королевских охотников в лес, и когда они туда явились, он поставил их полукругом, сам стал посредине и тотчас же, по его желанию, откуда ни возьмись, появились в круге до двухсот штук всякой дичи, по которой охотники должны были стрелять.

Добычу от этой охоты погрузили на шестьдесят подвод и отправили все это к королю, который наконец увидел у себя дичь на столе.

А ведь уже довольно много лет сряду на столе королевском дичи вовсе не бывало.

Король этому очень обрадовался, приказал, чтобы на другой день весь двор к нему на обед собрался, и задал всем знатный пир.

Когда все собрались, король сказал егерю: «Ты такой искусник, что в награду за твое уменье должен занять место рядом со мною». – «Ваше величество, господин король, – отвечал молодой егерь, – недостоин я по своему уменью такой великой чести!»

Но король настоял на своем и посадил-таки молодого егеря на почетное место около себя.

Заняв место около короля, юноша подумал о своей милой матери и пожелал, чтобы хоть один из королевских слуг заговорил о ней и спросил бы у короля, каково-то ей живется в башне и жива ли еще она или уже умерла с голоду?

Чуть только он этого пожелал, как уже королевский дворецкий заговорил: «Ваше королевское величество, мы все здесь живем в радости, а каково-то живется госпоже королеве в башне – жива ли она или уже изволила скончаться?»

Но король отвечал: «Она предала моего милого сына, моего наследника диким зверям на растерзание, а потому я о ней и слышать ничего не желаю».

Тогда юноша поднялся с места и сказал: «Всемилостивейший государь-отец, она еще жива, и я – ее сын; не хищные звери меня похитили, а злодей-повар; он, в то время как она заснула, взял меня с ее колен, а ее фартук запачкал кровью петуха».

Тут подвел он собаку с золотою цепочкою на шее и сказал: «Вот он, злодей!»

И приказал слугам принести горящие уголья, которые черный пес при всех должен был пожирать, так что пар клубом валил у него из глотки…

Затем он спросил короля, желает ли тот увидеть злодея в прежнем виде, и чуть только пожелал этого, повар тотчас явился перед королем в белом фартуке и с ножом на боку.

Разгневался король, увидав его, и приказал его бросить в самую мрачную темницу.

Тогда юноша сказал, обращаясь к королю: «Государьбатюшка, а не желаете ли вы видеть ту девушку, которая меня воспитала среди нежных забот, а потом даже и жизнь мне спасла, хотя она и сама могла за это поплатиться жизнью?» – «Охотно желал бы повидать ее», – сказал король. «А вот я сейчас покажу вам ее, батюшка, в виде прекрасного цветка!» – сказал сын.

И взял гвоздику, и поставил ее на королевский стол, и показалась она королю такою прекрасною, какой он еще никогда прежде не видывал. «Ну, а теперь, – сказал сын, – я покажу вам ее и в настоящем виде».

И пожелал, чтобы гвоздика вновь обратилась в красную девицу, и она предстала перед королем такой красавицей, что никакому живописцу не написать бы ее краше.

А король тем временем послал двух придворных служанок королевы в башню.

Они должны были оттуда королеву вывести и привести к королевскому столу.

Когда же ее привели к столу, она уже ничего не могла кушать и сказала: «Бог милосердный, который поддержал жизнь мою во время заточения в башне, вскоре пошлет мне избавление от земного существования».

После того она действительно прожила три дня и скончалась блаженною кончиною.

Во время ее погребения два белых голубка, которые приносили ей пищу в башню (и были ангелами небесными), последовали за гробом ее и сели на ее могилку.

Старый король приказал злодея-повара разорвать на части; но печаль все же грызла его сердце, и он вскоре умер с горя.

Королевич же на красной девице женился, и живы ли они теперь, нет ли – Бог их ведает.

Жила-была кухарка по имени Грегель; она носила башмаки с красными каблуками, и когда выходила в них со двора, то вертелась во все стороны и была очень довольна собою, думая про себя: «А ведь все же я недурна».

И когда приходила домой, то под веселую руку выпивала глоток вина, а так как вино возбуждает аппетит, то она отведывала лучшее из того, что она варила.

И отведывала до тех пор, пока не насыщалась, да еще приговаривала: «Как кухарке не знать, что она готовит!»

Случилось, что однажды ее хозяин сказал ей: «Гретель, сегодня вечером придет ко мне гость; так ты приготовь мне пару курочек, да повкуснее!» – «Приготовлю, сударь, будьте покойны», – отвечала ему Гретель.

Вот заколола она кур, выпотрошила, ощипала, насадила их на вертел и, когда завечерело, принесла их к очагу, чтобы зажарить.

Курицы на огне стали уж зарумяниваться и поджариваться, а гость все еще не приходил.

Тогда Гретель закричала хозяину: «Коли гость не придет, так я должна кур снять с огня; но, право, жалко будет, если их не теперь есть станут, когда они всего сочнее». Хозяин отвечал ей: «Ну, так я же сам сбегаю за гостем».

Но чуть только он отвернулся, Гретель тотчас сняла вертел с огня вместе с курами и подумала: «Чего мне так долго тут стоять у очага и потеть, и жажду терпеть? Кто еще их знает, когда они придут? Тем временем не сбегать ли мне в погреб да не хватить ли глоточек винца?»