Эдуард Лабулэ - Сказки

Эти юридические эпиграммы, холодные шутки серьёзной книги поразили меня ещё больше, чем воркотня гастеонского философа. — Да ведь добрые женщины встречаются повсюду, думал я. В истории? Нет; ведь историю писали мужчины, которые восхищаются только героями, т. е. теми, кто грабит, порабощает или убивает. В теологии? Нет; потому что дочерям Евы до сих пор ещё не простили греха праматери, который погубил человечество и от которого они до сих пор ещё не отказались. В законах? Нет; законы установлены тоже мужчинами. Для них женщина несовершеннолетняя, не способная управлять даже собою, а тем более другими. Одному Богу известно, как разнится этот закон от действительности. В драматических пьесах, в романах, повестях? Нет; ведь это бесконечный ряд повествований о женской хитрости. Так где лее искать добрую женщину? В басне, в сказках, в области фантазии, в царстве идеалов, это, единственное место, где заслуги награждаются по достоинству и добродетели отдаётся справедливость, Что такое нежность Боции, долгая верность Пенелопы или безропотность кроткой Гризелиды? — Старая сказка. Итак, чтобы найти добрую женщину, которую мы ищем, надо обратиться к этой области.

Я перечёл все сказки, я призвал на помощь всю эту мудрость народов, всю эту живую, добродушную, так наивно выраженную мудрость. Я вопрошал всех рассказчиков Индии, Персии, Аравии, Турции, Тибета, Китая, Италии, Испании, Франции, Германии, Англии, Голландии, Швеции, Дании, России… Я бросился в этот океан фантазии, как неустрашимый пловец, но признаться ли? Мне посчастливилось ещё меньше Монтэня.

Я разыскал только одну добрую жену. Да а эту я вырыл из-под снегов и льдов Севера, среди грубого, едва тронутого цивилизацией народа, потому что Париж ведь не в Норвегии. От Кадикса до Стокгольма, от Лондона до Каира и Дели, от Парижа до Тегерана и Самарканда сказки наполнены толпами хитрых дочерей и ловких матерей, но где же скрывается добрая женщина, отчего не говорят ничего о ней?

Я укажу учёным один важный пробел в их знаниях, и это придаст мне особенную энергию в рассказе моей повести, Она проста и неправдоподобна, может быть, даже люди взыскательные объявят её нелепою, но всё это ничего, она имеет своё неотъемлемое достоинство: — она необыкновенна. Итак, вот — моя история, как передают её гг. Асбьернсен и Мое в своём интересном сборнике норвежских сказок.

Жил-был когда-то добрый человек Гудбрандт. Жил он в уединённой ферме, на отдалённом холме, отчего его и называли Гудбрандт с холма.

У Гудбрандта была прекрасная жена, что иногда случается, и Гудбрандт знал цену этому сокровищу, а это встречается уже гораздо реже. Итак, жили они в полном спокойствии, наслаждаясь взаимным счастьем, не заботясь ни о богатстве, ни о времени. Всё, что делал Гудбрандт, уже заранее хотелось и думалось его жене, так что стоило. Гудбрандту дотронуться до чего-нибудь, чтобы жена поблагодорила его за то, что он предугадал её желание.

А жилось им легко. Ферма принадлежала им; в дальнем ящике их шкафа было припрятано сто золотых червонцев, а в хлеве стояли две хорошие коровы. Они могли жить и стариться спокойно, не боясь нищеты и трудов, не нуждаясь в жалости или даже в држбе посторонних.

Однажды вечером, когда они разговаривали о своих работах и намерениях, жена Гудбрандта сказала ему: — Милый мой, мне думается, что надобно бы продать одну из наших коров. Сведи её в город и продай. Для нас двоих достаточно молока и масла и от одной. Что нам за охота трудиться для других? У нас есть деньги, у нас нет детей, так не лучше ли нам поберечь наши руки, которые начинают уже стариться? Тебе всегда найдётся дело в доме, то мебель, то сбрую поправить, а мне можно будет сидеть около тебя с моей прялкой да веретеном.

Гудбрандт нашёл, что жена говорит правду, как и всегда, и на другой же день, в прекрасное утро, пошёл в город с коровой, чтобы продать её. Но день был не рыночный, и он не нашёл покупателя.

— Ну что ж делать! — сказал Гудбрандт. — Самое худое, что может быть, так это то, что мне придётся вести корову назад домой. Сено и подстилка у меня есть, а дорога домой ведь не длиннее, чем из дому в город.

И он спокойно пошёл домой.

Спустя несколько часов, когда он несколько устал от ходьбы, повстречался ему человек, который вёл в город здоровую, совершенно осёдланную и взнузданную лошадь. «До дому ещё далеко, а скоро ночь, — подумал Гудбрандт, — пожалуй, до утра не дотащишь корову, а завтра снова отправляйся с ней в город. Вот если бы вместо коровы у меня была лошадь, так дело было бы лучше, я поехал бы домой, как уездный судья.» А как была бы счастлива жена Гудбрандта, увидев, как муж едет точно римский император в триумфальном шествии!

Подумав это, он остановил всадника и променял корову на лошадь.

Сев в седло, он пожалел о своей мене. Гудбрандт был стар и тяжёл, а лошадь молода, жива и пуглива.

Спустя полчаса всадник шёл пешком, держа уздечку в руке, и с большими усилиями тащил животное, которое беспрестанно закидывало голову и становилось на дыбы перед каждым камнем. «Скверная оказия», — думал он и вдруг увидел мужика, который гнал перед собою большого жирного поросёнка, брюхо которого тащилось по земле.

— Простой гвоздь, приносящий пользу, лучше брильянта, который блестит, да бесполезен, — сказал Гудбрандт, — жена моя часто повторяет это.

И он променял лошадь на поросёнка, Это была, быть может, очень хорошая мысль, но добрый человек наш дурно рассчитал, Объёмистый поросёнок устал нести свой жир и не хотел больше двигаться с места.

Гудбрандт уговаривал, просил, проклинал, бил его со всех сторон — напрасный труд! Свинья лежала в пыли, как корабль, севший на мель.

Бедный фермер приходил уже в отчаяние, как вдруг увидел человека, который вёл козу. Сосцы у ней были полны молока, и она бегала и прыгала с быстротой и грацией, приятно поражавшей глаз.