Татьяна Шипошина - Фамильный Рукавишников

— В-вася… — промолвил Вася, заикаясь.

А что ему ещё оставалось делать?

— Ты настоящая? Откуда ты взялась такая? — спросил Вася. — Ты не мерещишься мне?

— Настоящая, конечно.

— Почему же ты по-человечески разговариваешь?

— Ты лучше спроси, почему ты меня понимаешь?

— Почему?

— Не знаю. Но могу предположить.

— Предположи.

— Мне дедушка рассказывал. А моему дедушке — его бабушка. Или дедушка. А ему — прадедушка.

— Мне никто ничего не рассказывал. У меня прадедушка на войне погиб. А прабабушка — в блокаду. Дедушка и бабушка рано умерли. А папа на подводной лодке служил… я его почти не помню.

— Так вот, продолжала Лиза. — Твой прапрадед… Ты хоть знаешь, что твоим прапрадедом был купец знаменитый? Василий Рукавишников? И весь этот дом когда-то ему принадлежал?

— Что-то слышал. Только мне от этого ни холодно, ни жарко.

— Вася-Вася… короче, был он купцом, мануфактурой торговал. Тканями, значит, и прочим… По рассказам, добрым он был и справедливым. Под Рождество раздавал бедным сукно, а под Пасху — бязи пару рулонов разматывал. К нему, под праздники, очередь из неимущих выстраивалась. Никто с пустыми руками не уходил. Но, что самое главное…

— Что ж ещё?

— Он всегда мышей кормил. На ночь ставил им тарелки с хлебом и сыром.

— Может, он так ткани свои оберегал! — догадался Вася. — Чтоб мыши их не грызли!

— Может, и так. Только он, понимаешь, не кота заводил, не отраву покупал, и норки мышам не законопачивал. Мышеловок, Вася, он не покупал! А угощал! Понимаешь?

— Ну, да.

— Вот как-то раз мышиный предводитель решил купца Рукавишникова поблагодарить. Хоть и страшно ему было, а ночью пошёл он к купцу. Сел рядом с кроватью, ну, и начал благодарить. А купец вдруг проснулся и стал предводителю отвечать. У обоих открылся дар: они смогли друг друга слышать и понимать.

— Что-то не верится.

— А со мной разговаривать — верится? Дар-то передаётся по наследству. По мышиной линии — точно. А вот по человеческой… Можно сказать, что мы — фамильные мыши семьи Рукавишниковых. А Вы, Рукавишниковы — наши фамильные люди. Ты — мой фамильный Вася.

— М-да… — почесал затылок Вася.

Лиза повела ушами и взмахнула хвостом:

— Люди мышей не уважают, к сожалению. И ты, Вася, извини меня… ну, не лучший представитель человеческого рода. Столько лет не то, что меня — никого вокруг не слышал и не слушал. И не замечал.

— Да я…

— Ладно, Вася. Не всё потеряно! Услышал же ты меня сегодня! Значит, не утерян дар. Вот бы дедушка порадовался…

— Мой? — спросил Вася. — Мой дедушка?

— Нет, не твой. Мой! Твой бы дедушка, наверное, в ужас пришёл, глядя на то, во что его внук превратился. Неужели, Вася, у тебя совести нет?

Вася взлохматил волосы и сокрушённо произнёс:

— Эх! Есть у меня совесть! Есть! Утром, когда я просыпаюсь, она тоже просыпается, и начинает меня грызть. А как только опохмелюсь — так она… ну, сначала затихает… а после третьего полстакана совсем уходит. Вот я её и гоняю.

— Ты, Вася, поступаешь, как котяра неразумный… Жаль. За женой, за сыном — не скучаешь?

— Не напоминай… Как тебя?

— Лиза.

— Не напоминай, Лизавета. А то уже совесть мне всю душу изгрызла. Похмеляться пора.

— Не стоит, Вася. Неужто так ты слаб?

— У-у-у-у!!! — завыл Вася.

— Вместо того, чтоб похмеляться — пошёл бы, погулял с сыном. Сегодня суббота, он дома. В зоопарк бы его сводил. Мороженое бы ему купил. Учить тебя.

— Я бы пошёл, — сокрушался Вася. — У меня же денег нет. Ни копейки!

— А на что ты собирался похмеляться?

— Так товарищи… ты — мне, я — тебе.

— Товариши… Собутыльники! Нет, чтоб на ночь для мышей тарелочку поставить! Я уж про сыр не говорю! Хоть бы с хлебом! Не блокада же!

— Прости, — сказал Вася. — Прости, Лизавета…

— Ладно, — вздохнула Лиза. — Прапрадеда своего благодари. Сейчас.

Лиза ловко сползла со стула и исчезла в щели на полу. Вася ждал её, ждал…

Потом назвал сам себя «дураком» и пошёл похмеляться.

Часа через четыре, с трудом переставляя ноги, Вася возвратился домой. Когда он открыл дверь в свой подъезд, в нос ему ударил запах дихлофоса, или ещё какой-то гадости, чем обычно травят мышей и крыс.

Не смотря на то, что мозги Васи были затуманены алкоголем, он сразу же вспомнил про мышку, которая утром разговаривала с ним.

Сердце Васи заколотилось.

«Да это — всё дурь и ерунда» — сказал Вася сам себе.

«Нет, это правда!» — тут же ответил ему внутренний голос.

Пока Вася полз на второй этаж, он спорил со своим внутренним голосом.

«А если вдруг мышка уже отравлена?» — чуть не плакал внутренний голос.

«То же мне, беда! Мышка дохлая! Об этом и думать смешно!» — отвечал внутреннему голосу Вася.

«Часто ли ты видел фамильных мышей? Да ещё и говорящих?» — не унимался внутренний голос.

«Дурак ты, Вася. Заблудился… в трёх мышах…» — сказал Вася сам себе.

Тут внутренний голос с ним согласился. Чего уж!

Когда Вася открыл дверь в свою квартиру, его встретил Семён Петрович.

— С тебя двести рублей, — сказал он Васе, вместо «здравствуйте».

— За что? — не понял Вася.

— За отраву для мышей.

Вася схватился за сердце. Его худшие опасения подтвердились.

— А я что, просил их травить?

— Тебя, алкаша, самого надо, как этих мышей, — тихонько, чтоб Вася не слышал, прошептал Семён Петрович.

Хоть Семён Петрович и храбрился, но Вася был ростом в полтора раза больше него. И силушку богатырскую — ещё не всю пропил.

Из квартиры № 3 высунулась Лидочка.

— Он думает, что мы за него все услуги оплачивать будем, — сказала она. — А кто мне оплатит испорченный маникюр?

— Пора его, пьяницу, вообще из квартиры выселить! — не успокаивался Семён Петрович.

Когда рядом появлялась Лидочка, он чувствовал себя храбрее.

— Вот вызовем участкового в следующий раз, как пьяный заявится, — поддержала соседа Лидочка. — Учти, Васька! Я сама позвоню участковому!

Вася продвигался по коридору со странным выражением лица. Он молчал.

— Ладно, если надо, я за него внесу двести рублей, — учительница Нина Алексеевна, оказывается, находилась в кухне.

Она вышла из кухни с чайником в руке.

— Нечего цацкаться с алкашами, — не согласился с учительницей Семён Петрович. — Нечего за них платить.

— Здравствуйте, Василий Иванович, — поздоровалась с Васей Нина Алексеевна.

— Здравствуйте. Я отдам деньги… заработаю, и отдам…

— Свежо предание! — фыркнул Семён Петрович.

— Извините…

Вася отодвинул от своей двери маленького и толстенького Семёна Петровича, который едва доставал ему до плеча лысой макушкой.

— Извините… мне надо домой…

Вася вошёл к себе и быстро закрыл дверь своей комнаты. Для верности он даже запер её изнутри на замок.