Татьяна Шипошина - Фамильный Рукавишников

Если бы кто-то через минуту посмотрел на Васю со стороны — точно подумал бы, что у Васи — крыша поехала.

Вася ползал на коленях по грязному полу своей квартиры и взывал:

— Лиза! Лизавета! Лизонька! Лизок! Лизуша! Елизавета! Елизаветушка! Откликнись, пожалуйста! Откликнись! Ты жива? Лиза! Лизочка!

Лиза не выходила.

— У-у-у… — просто завыл Вася. — Это я! Я виноват! Похмеляться пошёл! А тут… Лиза! У-у-у-у…

— Вася… — раздался слабый писк из угла. — Помогите…

— Лиза!

Из уголка комнаты, действительно, выползла Лиза. Она едва дышала. Лапки, слабенькие, как травинки, еле двигались.

— Вася…

Вася взял Лизу, и положил её на ладонь. Он бросился к окну и распахнул его. Свежий и холодный осенний воздух хлынул в комнату.

— Вася… половицу подними… там наши… погибают…

Вася аккуратно положил Лизу в вазочку, стоящую на подоконнике, и бросился в угол комнаты. Поддел шваброй и без жалости отодрал старую половицу. Потом кинулся к буфету, вытащил из него пару блюдец и налил в них воды из графина.

Аккуратно поставил блюдца на пол.

Пока он носился с блюдцами, из-под пола выползли штук двенадцать мышей разного возраста.

Недоверчиво поглядывая на Васю, они всё же подползли к блюдцам и начали пить воду.

— Вася, — позвала Лиза. — Я подышала. Опусти меня к нашим.

Вася опустил. Лиза подошла к щели в полу и вытащила на воздух ещё одного маленького мышонка.

Вася отёр пот со лба и упал на диван. Он и не заметил, как протрезвел. Если бы пару дней назад кто-то сказал ему, что он будет спасать мышей…

— Лиза, может, чего ещё надо? — спросил он.

— Неплохо бы сахару… песочку… — ответила Лиза.

— Сейчас!

Вася осторожно приоткрыл собственную дверь. В коридоре никого не было. Вася прикрыл дверь и отправился на кухню, за сахаром.

Сахарница у него, конечно, была. Но пустая. Вася рассматривал пустую сахарницу, и вспоминал, сколько уже дней она пустует. Дней, а, может, и недель…

«У Петровича позаимствовать, что ли?» — подумал Вася.

Оглянувшись, он взялся за ручку соседнего шкафчика. Шкафчик оказался заперт на замочек.

«Эх, Петрович!» — вздохнул про себя Вася.

К Лидочке он соваться не стал. Вышел из кухни и постучал во вторую квартиру.

— Да?! — послышался голос Нины Алексеевны.

«Слава Богу, дома!» — подумал Вася.

А вслух попросил:

— Нина Алексеевна, у вас сахарку не найдётся? Песочку?

Учительница открыла двери:

— Здравствуйте, Вася. Чайку решили попить?

— Да… Нет… Да… — промямлил Вася.

— Сейчас.

Нина Алексеевна высыпала из сахарницы пол стакана сахару и протянула Васе.

— Хватит?

— Да, — сказал Вася. — На всех…

— Сколько же вас? — удивилась Нина Алексеевна.

— Человек… штук двенадцать. Их…

— Вы здоровы, Вася? — спросила Нина Алексеевна.

— Нина Алексеевна, а вы как относитесь к мышам? — задал Вася встречный вопрос.

Нина Алексеевна всё так же вопросительно и чуть тревожно смотрела на Васю.

— Всё — Божья тварь, — наконец, заключила она.

Правда, Вася так и не понял, к кому относилась эта фраза — к мышам или к нему, Василию.

— Я… Я потом всё расскажу, — засуетился Вася. — Спасибо… мне пора… я спешу…

Нина Алексеевна покачала головой и закрыла дверь.

Маленький мышонок, которого Лиза сама вытащила из щели последним, так и не пришёл в себя. В скорбном молчании мыши возвращались обратно под пол. Одна за другой спускались они в щель, вслед за большой серой мышью, которая несла малыша на руках.…

— Можешь закрывать полы, — сказала Лиза на прощание. — Я вернусь позже. Жди, Вася. Спасибо тебе.

Вася приставил к полу вывернутую доску и слегка прихлопнул её ногой. Грустно было на сердце у Васи.

Словно какая-то завеса поднялась там, в этом потрёпанном сердце, и выпустила на волю всю печаль, а где-то даже и нелепость Васиного существования.

Словно бы в одночасье стало ему ясно, что жизнь его протекает как-то неправильно, ненормально, а главное, слишком быстро и бесцельно.

Словно жил он, никому не нужный, да ему никто нужен не был. И вдруг… Мало того, что он вдруг нужным оказался — кто-то и ему стал необходим.

Кто-то серый с хвостом… Серые с хвостами…

Хочешь — смейся, хочешь — плачь.

Вася то сидел на диване, то лежал, то курил, то выходил на кухню, грел чайник. Пил Вася горячую воду, так как ни чая, ни, как вам известно, сахару в доме у него не водилось.

В кухонном шкафу скучали в одиночестве только пачка соли и пакетик лаврового листа.

За окошком сначала было светло, потом сумеречно, а потом и совсем стемнело. Вася подумал было о том, что неплохо бы выпить… но сразу прогнал от себя эту мысль. Ему необходимо было поговорить с кем-то… А Лизы всё не было…

На кухне он столкнулся с Ниной Алексеевной.

— Что, Вася, не весел? — спросила она. — Заходи ко мне, налью тебе супу.

— Спасибо, — ответил Вася. — Позже. Я пока… это… жду…

— Ну-ну… Кого же это?

Вместо ответа Вася спросил пожилую учительницу:

— А скажите… бывает так, что человеку тошно не только на себя в зеркало смотреть, а вообще, всю свою жизнь разглядывать?

— Бывает, конечно. Есть много примеров в литературе. Лермонтов, например. Или Достоевский — писали об этом. Изучал в школе?

— Да. Только я про них давно забыл. Я и жил-то в последнее время… как-то очень просто… не до Лермонтова… День прошёл, и ладно. Глаза залил — и спать.

— А что у тебя случилось? Чего это ты такие вопросы задавать начал?

Вася только пожал плечами:

— Да… это… не поверит никто… Пойду… Дома побуду…

Даже Нине Алексеевне Вася не мог рассказать, кого он прождал весь субботний вечер.

В этот день, впервые за много месяцев, Вася заснул трезвым. Утренняя опохмелка — не в счёт.

Во сне он видел себя, несущего на руках своего сына. Когда Ванюшка был ещё совсем маленьким. В пелёнках.

Лиза появилась утром.

— Привет, — пропищала она.

Вася сразу же проснулся.

— Как малыш? — спросил он.

— Похоронили… — Лиза утёрла глаза лапкой.

— Сочувствую… Ты это… Прости нас… людей…

— Так заведено в этом мире, — вздохнула Лиза. — Люди… да. А коты? Это сейчас коты ленивые. Вискасом их кормят. А раньше… Сколько мышей погибало… Ладно. Бедный малыш…

Лиза помолчала и подняла глазки на Васю:

— А ты как? — спросила Лиза. — Не надумал к сыну сходить? Смотри… прервётся связь времён… если твой сын будет в другом месте жить. Надо, чтоб здесь. В фамильном доме.

— Да как же я к ним пойду? Во-первых, побриться надо. Во-вторых, у меня же ни копейки денег нет. Что, я к сыну с пустыми руками пойду? Пока на работу устроюсь, пока аванс получу. Не знаю, что делать. Хоть сейчас бы к нему побежал, но…