Лев Кузьмин - Баба Яга и ее внучки Ягобабочки

Нагнулся, разгрёб землю, а там — чугунная крышка. Приподнял крышку, да и вздрогнул! Сидит в земле Чёрный горшок — в горшке желтеют золотые червонцы! Выхватил Хасен горшок из борозды, к другу своему помчался.

— Асан, Асан! Ты глянь, какой клад подарила тебе твоя земля! Теперь ты самый богатый в степи человек!

Но Асан говорит:

— Нет… Земля эта, Хасен, целое лето уже принадлежит тебе. И всё, что найдено там, тоже твоё.

— Но ведь, когда ты дарил мне землю, про золото ничего не знал!

— Ну и пусть! — отвечает товарищ. — Знал я — не знал, а только дарёного обратно не берут… Да и к чему мне это золото? С ним хлопот не оберёшься, а я уже старый!

— Я тоже старый…

И так бы они спорили долго, если бы Хасен не подсказал:

— Давай поженим детей наших! Они друг друга любят давно и только и ждут нашего согласия. Вот мы им дадим и согласие, и подарим всё это золото. Нам с тобой без трудов, без горьких забот пожить не пришлось, так пускай поживут они.

— Пускай! — кивнул Асан.

Ну, а молодые разрешению на свадьбу свою очень обрадовались и тут же вечерком её сыграли.

Наутро старики сидят, друг дружку с удачей поздравляют, да вдруг молодые подходят к ним и — бах! — опрокидывают, возвращают старикам тот самый, полный червонных монет, горшок.

— Зачем нам его подсунули?

— Как — зачем? Для хорошей жизни!

— Как же это жизнь — без трудов, без хлопот, безо всяких забот? Мы без трудов — обленимся, мы на готовом богатстве — перессоримся, и любви нашей придёт конец! Нет, поступайте с этим золотом, как знаете сами, а нам хватит и того, что вы научили нас жить честно, своим собственным трудом.

И глядят опять Асан с Хасеном на золото, думают: куда ж его девать? Из-за него, из-за такого добра, вот уже и споры пошли!

Думал и-думал и, наконец, надумали: «Живёт на краю степей один очень мудрый человек, нам без его совета не обойтись!»

Взяли они золото, пошли к тому человеку.

Шли-шли, видят — юрта. Юрта как юрта. Обыкновенная. Из простой кошмы. Но по голосам слышно: в юрте разговор идёт необыкновенный, учёный. Да так оно и есть: сидит там с книгою в руках седой человек, рядом — молодые люди, ученики. Один ученик — в шёлковом халате, с шёлковым поясом. Другой — в халате попроще, но тоже с шёлковым поясом. Третий — в халате совсем простом, заплатанном, вместо пояса — ситцевый старенький платок.

И тому, и другому, и третьему поклонились Асан с Хасеном, а червонцы высыпали перед мудрецом. Так, мол, и так — что с ними делать? Окажите милость, дайте совет.

Мудрец пришедших выслушал, на золото глянул спокойно, обернулся к ученикам:

— Ну? Как бы распорядились этим золотом вы, мои ученики?

И сказал ученику в шёлковом халате:

— Отвечай первым… Ты — из ханского рода, ты видел, как богатейшие в ханстве люди поступают в таких случаях…

— Я бы поступил, как сам наш великий хан! Забрал бы золото себе! — не сморгнув глазом, ответил этот ученик.

Мудрец отвернулся от него хмуро, дал знак второму ученику, тому, что был одет чуть проще:

— А ты сделал бы как? Ведь твой отец и твои дядья хану не родственники… Они всего лишь у хана давние слуги.

— Вот и сделал бы я всё, как должно примерным слугам! Преподнёс бы золото хану, а уж он, глядишь, не обделил бы и меня! — мигом ответил ученик второй, и опять мудрец хмуро-прехмуро отвернулся.

Тут наступила очередь ученика в халате заплатанном.

— Ну, а ты, юноша, что нам скажешь?

— Да что я скажу? — поднялся, пожал плечами этот ученик. Скажу, что близ ханского дворца мне бывать не приходилось никогда. А жил я до тебя, учитель, меж бедного, ничем не знатного люда. Изо дня в день, из года в год трудится этот люд, а счастья-радости почти не видит… Вот для него на золотые-то червонцы я и устроил бы в нашей сухой, голой степи дивный сад! И пускай бы они, бедняки, в этот сад приходили, и пускай бы им там было хоть день, хоть час, да радостно, светло!

— Истинно так! Устами твоими говорит сердечность и справедливость! — воскликнул мудрец, и поднялся, и юношу поцеловал.

Потом спросил Асана и Хасена:

— По нраву ли вам такое решение?

— По нраву! По душе! — ответили Асан и Хасен. — Этот ученик у тебя самый толковый. Он даже толковее наших детей.

— Так позвольте ему червонцы и взять. И пускай он пойдёт в степь, свою мечту исполнит.

— Пусть исполнит! — сказали Асан с Хасеном.

И юноша собрал червонцы в дорожную суму и отправился в путь-дорогу.

Но пошёл он сначала не в степь, а в ханскую столицу. Он хотел там нанять наипервейших садовых мастеров, хотел накупить наилучших семян и саженцев для своего прекрасного сада.

И вот — столица. На всех улицах, в переулках, в закоулках — шум, гам. Особенно шумно на базаре. Торговцы кричат, медники да серебряники стучат, покупатели галдят. Такое на базаре столпотворение — голова кругом! Не может юноша отыскать то, что ему надобно. А тут ещё вдруг слышит: катятся по базару какие-то совсем непонятные звоны-перезвоны и стоны ужасные.

Огляделся в испуге юноша, а через толпу, через площадь шагает враскачку, вздымает пыль верблюжий караван. Звоны-перезвоны — это бубенцы, а стонет — живая кладь на верблюдах. В клетках, в путах, в сетях навьючены на горбы верблюдов живые птицы, и все они полуденным зноем, долгою дорогой измучены, все жалобно гомонят.

Плачут лебеди, курлычут горько журавли, стонут степные дрофы, а кулики, жаворонки, ласточки и голосов уже не подают.

Не стерпел юноша, кинулся к караванщику:

— Чьи это птицы? Для чего их так много наловили? Куда вы их везёте?

Мрачный важный караван-баши отвечает:

— К ханскому столу во дворец… Отойди, не мешай! Мы торопимся. Хан сулил нам пятьсот золотых монет.

И как заслышал это юноша, так сорвал с плеча тяжёлую свою суму, распахнул перед глазами караван-баши:

— Тебе обещали пятьсот, а тут больше! И всё твоё, если птиц освободишь!.. — воскликнул, не помня себя, юноша. И караван-баши, тоже не помня себя, закричал помощникам:

— Освобождай птиц! Режь путы!

Словно могучая буря грянула над базаром, когда ударили по воздуху свободными крыльями лебеди. Словно радостный вихрь зашумел, когда рванулись к небесам красавцы-журавли и пёстрые дрофы. Будто весенний ветер ударил, когда взметнулись к солнышку жаворонки, кулики, ласточки. И все они возносились теперь выше да выше, всё уходили дальше и дальше от городских кровель, от городских стен.

«Летите! Летите!»— махал им юноша. «Спасайтесь!» — подгонял он их, и сам бежал вслед. А караван-баши, всё ещё не веря в свою удачу, обнимал сумку с червонцами и бормотал юноше вдогон:

— Вот так полоумный! Вот так глупец!

А юноша и впрямь бежал за стаями, как весёлый сумасшедший. Но вот когда он оказался далеко в степи, то вдруг опомнился: