Алексей Олейников - Печать Магуса

– Умеешь ли спрашивать? А, Сатырос?

Она подняла стилет и… не успела. Шелковый вихрь ворвался в зал – взрыв персикового цвета, фонтан лепестков роз, и Германика закружилась с ним в танце.

Тадеуш Вуйцик никогда такого не видел. И таких женщин не видел. Две женщины. Гибкая, как хлыст, и тонкая, как шпага, девушка. Юная девушка с грустными и старыми глазами. Сколько ей лет на самом деле? Сколько она провела здесь, на этой земле, где солнце все время стоит в зените, а в урочный час тихо гаснет, сменяясь на луну? Сколько она прожила здесь, где ветер всегда нежен, а дождь, кажется, ластится, как домашний пес? Черные волосы, короткая стрижка, иссиня-черное платье, облегающее тело. Ткань платья слегка переливается и выстреливает внезапные зеленые искры – так сверкают волчьи зрачки в зимнем лесу. Высокие сапоги на низкой платформе.

И вторая женщина – хрупкая, будто фарфоровая кукла, старушка с длинными седыми волосами, в светло-оранжевом кимоно. С мягкими, вкрадчивыми движениями, нечеловечески легкой, воздушной походкой, она танцевала по Нижнему залу с закрытыми глазами, и под опущенными веками глаза блистали фиолетовым. Глава СВЛ Юки Мацуда.

Что произошло, он не понял. Эта девушка, Германика, стояла возле дверей и колдовала. Она не просила, а делала что-то совсем иное. Лучший нюхач Роминтерской стаи, Тадеуш безошибочно отличал просьбы людей Договора от алхимической магии темников или проявлений гостей с Той Стороны. Но здесь творилось нечто иное.

А в ответ за закрытыми дверями закручивалась тугая пружина – кучерявый грек, от которого пахло книжной пылью и еще морской солью и сыромятной кожей, что-то творил в ответ. Напряжение росло, все плотнее сжимался воздух в зале, в нем сшибались невидимые токи, и текучий свет «вечных свечей» тускнел. Пан Вуйцик окончательно уверился, что «все они на этих островах больные на голову», и решился уже драпать – как можно дальше из Нижнего зала, потому что никто из противников не собирался уступать. А потом явилась Юки – как внезапный майский снегопад, провела шелковым крылом, и все стихло.

– Рун не следует резать тому, кто в них не смыслит, – прозвенел ее голос, и Германика отшатнулась. Побледнела, сжала рукоять стилета, глубоко вздохнула.

– Спасибо, что остановила. – Она, не глядя, сунула клинок в ножны. Провела ладонью по двери, стирая уже вырезанные символы. – Юки… можно я возьму другое направление? Не надо мне в английский Магус. Полно же дел. В Альпах опять видели татцельвурма.

Германика говорила тихо и смотрела куда-то в сторону выхода, откуда выглядывал бледный пан Вуйцик.

– Нет. – Хрустальный голос Юки Мацуда был тверже алмаза. – То, что случилось в Англии, – задача первостепенной важности. Ты поедешь туда и сделаешь все, что должна. Нельзя все время прятаться от жизни, Германика-сан.

– Жизни? – девушка подняла взгляд, налитый черной, собачьей тоской. – Разве это можно назвать жизнью, Юки?

Щелкнули засовы, и створки дверей бесшумно разошлись. Германика с опущенной головой шагнула вперед, не обращая внимания на Сатыроса. Тот посторонился, кивнул Юки, словно ничего необычного не произошло. Своим хитрым вороньим навыкате глазом нашел стажера Вуйцика и поманил пальцем:

– Подобрал я тебе парашют, страдалец.

Она сорвалась. Если бы не Юки, она непременно затеяла драку с Сатыросом. Как все плохо. Она думала, что все, что она чувствовала, давно умерло. Растворилось в глубинах памяти, похожих на глубокие бухты Авалона – полные лазурной воды, со дна которых поднимаются лишь тягучие нежные медузы – такие, что не обхватить руками. Но ее память – злопамятный зверь, не забывающий ни единой, даже самой мелкой обиды и ждущий лишь подходящего часа, чтобы нанести удар.

«Почему ты до сих пор не умер, Марко? – Германика брела бесконечными коридорами подземелий Сатыроса, и вечные свечи на стенах дрожали и вытягивались синими язычками пламени. – Я бы встретила тебя на путях Нижнего Мира. Потому что ты не заслужил Верхнего! Я бы выстлала дорогу твоей душе – морскими туманами и седыми подземными мхами. И почему, если ты до сих пор жив, ты ни разу не выходил на Дорогу Снов?! Ведь мы могли бы… Хотя бы раз увидеться. Трус!»

Как она выбралась на свежий воздух, откуда у нее в руках ворох артефактов, что за зелья булькали в сумке – фройлян Бодден помнила очень смутно. Она машинально что-то хватала со стеллажей, запихивала, роняла и отпрыгивала, когда это что-то со звучным хлопком и бледным пламенем испарялось или, по-змеиному шипя, уползало во тьму складского лабиринта. Германике было глубоко безразлично. Пусть Эвклид порядок наводит. В таком затуманенном состоянии она добралась до выхода и вывалила все, что набрала, на приемный стол. Густые греческие брови интенданта дернулись и попытались сорваться с изумленно сморщенного лба – куда-то под полукруглые своды Нижнего зала.

– Ты это ВСЕ с собой берешь?

– Угу, – Германика старательно изучала свой маникюр – глубокий темно-синий лак с редкими золотыми проблесками. – Беру. Все.

Эвклид несколько секунд колебался. Случай был редкий – интендант неожиданно стал свидетелем столкновения равнозначных пунктов инструкции. С одной стороны, эта… не совсем адекватная девица вознамерилась вынести из Хранилища предметы, безусловно, запретные. С другой – Юки сказала «пусть девочка берет все, что хочет». А Юки – это не просто начальник. Юки… это Юки.

– Хорошо, – Сатырос заполнил убористым мелким почерком графу учета в увесистом томе. – Распишись здесь.

Дождался, пока девушка равнодушно выведет свой фигурный вензель, и прибавил:

– Береги себя, Бодден.

Авалон был чудесным местом, лишенным всех тягот жизни во Внешних землях. Вечное лето, мягкий ветерок, мандариновые рощи, оливковые кущи, интересные обитатели… По мнению Германики, у этого места было всего два минуса. Здесь было невыносимо скучно. И с Авалона крайне сложно было убраться.

Вся беда состояла в том, что острова Блаженных между Внешними и Скрытыми Землями. Они были местом-меж-мирами и потому находились везде и в то же время – нигде. Никто не мог бы угадать, где в следующее мгновение окажется Авалон, к какому континенту он приблизится настолько, что случайный наблюдатель вдруг увидит его далекие очертания. Авалон мог оказаться в любой точке Земли (разумеется, там, где есть достаточное количество воды). В том числе рядом с Англией. Главная проблема – точно угадать то мгновение, когда Авалон окажется рядом с британскими берегами. А этим искусством – четко определить тот миг, когда время и место сходятся в одной необходимой точке, владели немногие. Иначе говоря, для того чтобы попасть на Авалон или уплыть с него, необходим был толковый Лоцман.