Джордж Макдональд - Страна Северного Ветра

— Что-то ты плохо выглядишь, малыш, — заметила мама.

— Да нет, со мной всё в порядке, — отозвался Алмаз, он просто был немного озадачен.

— Ляг сегодня пораньше, — всё же попросила она.

— Хорошо, — согласился мальчик.

На минутку он задержался у окна. Над луной в разные стороны плыли облака, и это почему-то тревожило Алмаза. Тем не менее заснул он довольно быстро.

Посреди ночи мальчик проснулся. Сверху доносился ужасный грохот, похожий на бой огромных барабанов под медными сводами. На сеновале не было потолка, только черепичная крыша. Ещё какое-то время Алмаз не мог прийти в себя от жуткого шума, его сердце болезненно сжималось. Раздался новый раскат грома, и у малыша от страха перехватило дыхание. Очнулся он только тогда, когда налетевший порыв ветра сорвал с крыши несколько плиток черепицы, и струя свежего воздуха ворвалась на сеновал, окончательно прогнав сон и вернув Алмазу храбрость. Вдруг раздался могущественный, но мелодичный голос.

— Проснись, Алмаз, — позвал он. — Пора. Я жду тебя.

Мальчик оглянулся по сторонам и увидел протянутую через дырку в крыше большую, но самую красивую на свете руку. Она была совсем не похожа на изнеженные дамские ручки и легко могла бы справиться с удавом или заставить тигрицу бросить добычу. Не раздумывая ни секунды, мальчик протянул навстречу свою маленькую ручку.

ука крепко, но осторожно взяла Алмаза чуть выше локтя и подняла наверх. Как только мальчик оказался снаружи, на него яростно набросился ветер. Он трепал его волосы и пижаму, грозил унести прочь ноги. От стремительности невидимого противника у Алмаза начала кружиться голова. Съёжившись, мальчик ухватился второй рукой за руку Царицы, и сердце его наполнилось страхом.

— Царица, милая Царица! — позвал мальчик, но, едва слетев с губ, слова растворились в шуме ветра. Так иногда у Алмаза лопались мыльные пузыри, не успев оторваться от соломинки. Ветер подхватил его слова, растрепал и унёс куда-то. И все же Царица Северного Ветра услышала мальчика. Наверно, из-за своего огромного роста и ещё потому что её лицо было бесконечно далеко, она ответила нежнее и ласковее обычного. Голос её был подобен низкому звучанию органа, но не так мрачен. Он звучал словно тончайший голос скрипки, но без её заунывности; словно могучий звук трубы, но без его резкости; словно рокот водопада, но без рёва и гула. Её голос был похож и не похож на все эти звуки, казалось, слившись воедино, они освободились от своих недостатков и потеряли свои особенности. И всё же больше всего на свете её голос напоминал мамин.

— Алмаз, дорогой, — сказала она, — будь мужчиной. Ведь то, что пугает тебя, меня страшит не меньше.

— Ветер не может тебе ничего сделать, — выдохнул малыш. — Ведь ты и ветер — одно.

— А если мы едины и ты у меня на руках, как может с тобой случиться что-то плохое?

— Ой, да! И как это я раньше не сообразил, — тихо произнёс Алмаз. — Но он такой страшный и кидает меня во все стороны!

— За этим он и послан, дружок.

Ужасный раскат грома потряс небеса, и у Алмаза сердце ушло в пятки. Молнии мальчик не видел — он пытался отыскать глазами лицо Царицы Северного Ветра. Складки её одеяния то и дело мелькали перед глазами, но иногда — он готов был поклясться — в просветах между тучами в заоблачной выси он видел устремлённый на него царственный взгляд.

Гром так напугал малыша, что у него подкосились коленки, и он присел, прижавшись к ногам Царицы. Она тотчас наклонилась, подняла его — выше, ещё выше — прижала к груди и, утешая, словно расплакавшегося ребёнка, произнесла:

— Алмаз, милый, так не пойдёт. Успокойся, прошу тебя.

— Со мной уже всё хорошо, — отозвался мальчик. — Уже ни капельки не страшно, честное слово, Царица. Позволь мне остаться тут, и я больше не буду бояться.

— Здесь ветер свирепствует в полную силу, малыш.

— Не беда, если ты будешь меня обнимать, — ответил Алмаз, устраиваясь поудобней у неё на руках.

— Да ты храбрец, однако! — воскликнула Царица, крепче прижимая мальчика к груди.

— Нет, — отозвался тот, — вовсе нет. Разве это я храбрый? Просто у тебя на руках совсем не страшно.

— Может, ты всё же заберёшься ко мне в волосы, как в прошлый раз? Там не будет дуть, не то что здесь.

— Царица, пожалуйста, можно мне остаться? Ты не представляешь, как хорошо прижаться к тебе, даже на самом сильном ветру. Да это в тысячу раз лучше, чем сидеть позади тебя, пусть там и нет ветра.

— Тебе точно здесь удобней?

— Не знаю. Кажется, я теперь понимаю, что есть вещи поважнее удобства.

— Ты прав, действительно есть. Хорошо, оставайся впереди. Ветер, конечно, будет дуть, но не слишком сильно. Я удержу тебя и одной рукой, а другой мне вполне хватит, чтобы потопить корабль.

— Милая Царица, зачем ты говоришь такие ужасы?

— Мой юный друг, я всегда выполняю то, о чём говорю.

— Так ты на самом деле собираешься потопить корабль?

— Да.

— Это не похоже на тебя.

— Почему ты так решил?

— Ну как же! Одной рукой ты ласково обнимаешь маленького мальчика, а другой топишь корабль? Нет, такого быть не может.

— Которая из двух — я? Ведь двух меня быть не может?

— Не может, «двух меня» не бывает.

— Тогда кто же из них — на самом деле я?

— Дай подумать. Наверное, тебя всё-таки две.

— Ты прав. Именно так. Скажи, можно ли знать то, чего не знаешь?

— Нельзя.

— Тогда какую меня ты знаешь?

— Самую добрую на свете, — ответил Алмаз, прильнув к Царице Северного Ветра.

— А почему я к тебе так добра?

— Не знаю.

— Ты сделал что-то хорошее для меня?

— Нет.

— Выходит, я добра к тебе потому, что так решила.

— Наверно.

— А почему я так решила?

— Потому что… потому что… потому что захотела.

— А почему я захотела быть к тебе доброй?

— Не знаю. Может быть, потому что это хорошо?

— Именно. Я добра к тебе потому, что хочу поступать хорошо.

— А почему с другими людьми ты не такая?

— Не знаю. А разве с ними я другая?

— Я тоже не знаю. Ты ведь с ними другая?

— В том-то и дело, что нет.

— Ну вот опять, — сказал Алмаз. — Я не понимаю тебя. Вроде бы совсем наоборот…

— Возможно, но рассуди сам. Ты ведь знаешь меня добрую, да?

— Да.

— А другую меня?

— Не знаю. И знать не хочу.

— Хорошо. Значит, другой меня ты не знаешь. А той, которую знаешь, ты веришь?

— Ещё бы!

— И уверен, что двух меня быть не может?

— Конечно.

— В таком случае я, которую ты знаешь, и я, которую ты не знаешь — это одна и та же я, иначе меня будет всё-таки две.

— Вроде бы так…