Джордж Макдональд - Страна Северного Ветра

— Та женщина, она меня слышала? — спросил мальчик, когда они вновь достигли реки.

— Конечно, слышала, — ответила Царица.

— Она, наверно, испугалась?

— Нет, что ты.

— Тогда почему же она не взглянула, кто пел?

— Она не знала, что ты в комнате.

— Как же она меня услышала?

— Она услышала тебя не ушами.

— А чем же?

— Сердцем.

— Откуда же тогда она взяла слова?

— Она решила, что прочитала песню в своей книге. Завтра она станет искать её там, но не найдет, и решит, что ничего не понимает.

— Вот чудно! — сказал Алмаз. — И что она тогда сделает?

— Лучше я тебе скажу, чего она сделать не сможет: она никогда не забудет, о чём была песня, но никогда не сможет вспомнить её слова.

— Если она их увидит в книжке мистера Реймонда, то сильно удивится, правда?

— Да, удивится. Но она их не поймёт.

— Пока не попадёт в Страну Северного Ветра, — предположил Алмаз.

— Пока не попадёт в Страну Северного Ветра, — согласилась Царица.

— Ой! — воскликнул мальчик. — Я понял, где мы. Пожалуйста, можно мне зайти в наш старый сад, и в мамину комнату, и в стойло старого Алмаза? Интересно, жива ли ещё дырка позади моей кровати? Вот бы остаться здесь до утра. Тебе ведь недолго будет отнести меня домой, да, Царица?

— Да, — ответила та. — Оставайся, сколько захочешь.

— Вот здорово, — закричал Алмаз, а Царица обогнула дом и опустила мальчика на газоне за домом.

Мальчик немножко побегал по залитому лунным светом газону. Оказалось, что часть газона теперь разделили на цветочные клумбы, а беседка с цветными окошками и старый вяз исчезли. Алмазу так вовсе не нравилось и он отправился в стойло. Лошадей там больше не было. Он побежал наверх. Комнаты стояли пустыми. Единственной дорогой для него памятью осталась дырка в стене, у которой стояла его кроватка, но этого оказалось мало, чтобы мальчик захотел побыть здесь подольше. Он сбежал по лестнице и снова кинулся к газону. Там он упал на землю и заплакал. Всё было таким печальным и заброшенным!

— Я думал, что так люблю этот дом, — рассуждал мальчик про себя, — а он оказался мне совсем безразличен. Наверно, только люди заставляют нас любить какое-то место. Стоит им уйти, как это место становится пустым и больше не трогает сердца. Царица Северного Ветра разрешила мне остаться, сколько я захочу, но я здесь уже слишком долго.

— Царица! — позвал он вслух, устремив взгляд на небо.

Луна спряталась за облако, всё кругом выглядело уныло и печально. С неба упала звезда и приземлилась в траве позади мальчика. Как только она коснулась земли, рядом с ним возникла Царица.

— Ой! — весело воскликнул Алмаз. — Ты была падающей звездой?

— Да, дитя мое.

— Значит, ты услышала, как я тебя звал?

— Да.

— С такой высоты?

— Да, я отлично тебя расслышала.

— Пожалуйста, отнеси меня домой.

— Тебе уже надоело в твоём старом доме?

— Мне здесь больше нечего делать. Он больше не мой дом.

— Я подозревала, что так и будет, — произнесла Царица. — Во всём, и в наших мечтах тоже, должна быть душа, иначе они ничего не стоят и теряют для нас всякую ценность. Иногда ничего не стоят наши идеи, ибо в них нет души. Разум хранит их в памяти, но не в сердце.

— Откуда ты всё это знаешь, Царица? Ты ведь бесплотна.

— Если бы я была бесплотной, ты не смог бы меня узнать. Ни одно создание не может познать другого, если тот бесплотен. Но я не хочу больше об этом говорить. Тебе пора домой.

С этими словами Царица Северного Ветра подхватила Алмаза и унеслась с ним прочь.

не видел Алмаза около недели, а когда мы снова встретились, мальчик рассказал мне то, что я поведал вам. Меня бы, конечно, удивила точность, с которой Алмаз смог передать их разговоры с Царицей Северного Ветра, если бы я не знал к тому времени, как мудры бывают иные дети, когда речь идёт о чём-то сверхъестественном. Только вот боюсь, как бы из-за моих многочисленных рассказов люди не приняли бы мальчика за одного из тех важничающих и самодовольных маленьких чудовищ, которые всегда стараются произнести нечто умное и ждут одобрения окружающих. Если такой ребёнок умирает, из него впору делать чучело для музея, а не писать про него наивную и добрую книжку. Но Алмаза никогда не волновало, что о нём думают люди. И он никогда не стремился быть умнее всех. Самые мудрые слова слетали с его уст, когда он просил помочь ему в чём-нибудь разобраться. Он даже на Нэнни с Джимом не обижался, когда те звали его дурачком. Мальчик думал, что просто не совсем их понимает. Однако, мне кажется, что другое прозвище, которое ему дали, — Божий ребёнок — отчасти помогло ему смириться с первым.

К счастью, всё сверхъестественное интересовало меня не меньше Алмаза и поэтому, когда он пересказывал мне свои разговоры с Царицей Северного Ветра, я вовсе не чувствовал себя в незнакомом море, и хотя точно определить, насколько оно глубоко, я мог не всегда, но был совершенно уверен, что до дна здесь не достать.

— Как вы думаете, сэр, мне всё это просто приснилось? — с тревогой спросил мальчик.

— Не могу тебе ответить, Алмаз, — произнёс я. — Но в одном ты можешь быть твёрдо уверен: существует любовь ещё прекраснее той, которую дарит тебе та, кого ты зовёшь Царицей Северного Ветра. Даже если она всего лишь твой сон, такое бесконечно красивое создание не случайно приснилось именно тебе.

— Да, я знаю, — отозвался Алмаз. — Знаю.

Он замолк, но, признаюсь, выглядел скорее задумчивым, чем удовлетворённым.

Когда я увидел мальчика в следующий раз, он выглядел бледнее обычного.

— Ты снова видел свою Царицу? — спросил я.

— Да, — ответил он очень серьёзно.

— Вы куда-нибудь вместе летали?

— Нет, она со мной даже не заговорила. Я неожиданно проснулся, как всегда бывает, когда она приходит, и увидел её напротив двери в большую комнату. Она сидела точно так, как тогда на пороге своего дома, белая, как снег, а глаза её отливали синевой айсберга. Она на меня смотрела, но не пошевелилась и не произнесла ни звука.

— Ты испугался? — поинтересовался я.

— Нет. Почему я должен был испугаться? — ответил Алмаз. — Я лишь чуть-чуть замёрз.

— Долго она там оставалась?

— Не знаю. Я снова заснул. Но с тех пор я так и не смог согреться, — добавил он с улыбкой.

Слова мальчика немного меня встревожили, однако я промолчал.

Спустя четыре дня я снова заглянул в Холмы. Горничная, что отворила дверь, выглядела печальной, но я ничего не заподозрил. Когда же я вошёл в гостиную, то увидел заплаканную миссис Реймонд.