Джеймс Барри - Питер Пэн в Кенсингтонском Саду

– Я думаю, что нет, хотя могу и ошибаться. Видите ли, мое образование оставляет желать лучшего. Собственно говоря, я ведь даже не мальчик, в строгом смысле этого слова. Соломон говорит, что я – Ни то Ни се, типичный представитель Серединки-Наполовинку…

– Так вот, оказывается, как это называется, – задумчиво произнесла Мейми.

– Не подумайте только, что это мое имя, – поторопился объяснить он, зовут меня Питер Пэн.

– Да, конечно, – согласилась она, – я знаю это. Кто же этого не знает?

Вы себе даже представить не можете, как приятно было Питеру, что люди по Ту Сторону Ворот знают о нем. Это так понравилось нашему Серединке-Наполовинку, что Мейми пришлось битый час расписывать, КАК и ЧТО ИМЕННО знают люди о Питере Пэне. Все это время они сидели на поваленном дереве, причем Питер старательно очистил от снега место для Мейми, а сам плюхнулся прямо в сугроб. Бедняжка Мейми! Она дрожала от одного вида Питера.

– Давай обнимемся, тебе сразу станет теплее, – сказала Мейми.

– А как это?

Мейми показала, и Питер не без удовольствия последовал ее совету. Так они и сидели посреди притихшего, предутреннего Сада – крепко обнявшись и мило болтая. Питер нашел, что люди действительно много о нем знают, но увы! – их сведения несколько устарели. Они были, как минимум, столетней давности! Например, люди не знали, что Питер летал к своей маме, а та отгородилась от него. Тем не менее, рассказывать об этом Мейми он не стал, потому что до сих пор еще чувствовал себя уязвленным.

– Все ли знают, что я играю в человеческие игры, почти совсем как настоящий мальчик? – раздуваясь от гордости, спросил Питер.

Но когда он поведал Мейми, КАК ИМЕННО он это делает – как запускает обруч в Круглый пруд, как играет в прятки, что делает с ведерком, – Мейми ПРОСТО УЖАСНУЛАСЬ!

– Все правила, по которым ты играешь, ну ни капельки не похожи на настоящие, – вытаращив глаза, прошептала она. – Настоящие мальчики играют совсем по-другому!

Несчастный Питер издал короткий горестный стон и разразился бурными слезами. Мейми почувствовала себя не только гадкой, заносчивой и невоспитанной девочкой, но еще и совершенно несчастной. Она протянула всхлипывающему Питеру свой носовой платок. Слезы его тут же высохли, и он начал с неподдельным интересом изучать занятную вещицу. Тогда Мейми показала ему, как этим пользоваться, промокнув по очереди оба своих глаза. «Теперь ты», – подбодрила она Питера. Но вместо того, чтобы вытереть свои глаза, Питер осторожно утер глаза Мейми, а она сделала вид, что именно это и имела в виду.

Умирая от жалости к Питеру, девочка решилась на самую большую жертву. Она некоторое время ковыряла носком ботинка снег, потом, чтобы скрыть смущение, откашлялась и произнесла:

– Если хочешь, я могу подарить тебе поцелуй.

Питер когда-то знал, что такое «поцелуй», но он уже очень давно позабыл, что означает это чудесное слово. Поэтому, вежливо сказав «спасибо», он протянул руку, думая, что она собралась что-то туда положить. И вот тут-то Мейми слукавила – не потому, что побоялась обидеть Питера, а просто постеснялась сказать ему правду. С прелестной, свойственной лишь женщинам хитринкой, она вручила Питеру наперсток, по странной случайности оказавшийся у нее в кармане: «Вот он, поцелуй».

Милый несмышленыш! Он принял эту уловку за чистую монету, и по сей день носит на пальчике наперсток, хотя трудно представить себе существо, которому эта вещь была бы нужна меньше, чем ему.

Вы, конечно, понимаете, что хотя Питер и оставался маленьким мальчиком, на самом деле мимо пронеслось много времени. И я осмелюсь предположить, что младенец, заменивший Питера его маме, давным-давно стал джентльменом и носит усы.

Но вы не думайте, что одинокий, вечно маленький Питер заслуживал только жалости! Нет, во многом он был достоин восхищения. Мейми, например, очень скоро это поняла. Ее глаза засияли от восторга, когда он поведал о своих похождениях. Особое же впечатление на нее произвел рассказ о героическом плавании в дроздином гнезде между Островом и Садом.

– Как романтично! – воскликнула Мейми.

К сожалению, порой очень трудно бывает прийти к взаимопониманию. Питер Пэн и этого слова тоже не знал. Он понурил голову, решив, что девочка его осуждает или даже – о ужас! – презирает за столь жалкое суденышко.

– Я полагаю, твой Тони так никогда бы не сделал? – застенчиво поинтересовался он.

– Никогда! НИ-КОГ-ДА! – убежденно заявила Мейми. – Он бы просто струсил!

– Что значит «струсил»? – с интересом спросил Питер. Он решил, что это очень приятное и похвальное занятие. – Я надеюсь, ты научишь меня «трусить»?

– Я уверена, что никто и никогда не сможет научить тебя этому, – с обожанием ответила Мейми. Но Питер подумал, что она окончательно уверилась в его тупости.

Девочка рассказала Питеру о Тони и о своих проказах по ночам, которых так боялся ее братишка, но Питер совсем запутался в незнакомых словах и сказал с завистью:

– О! Как бы я хотел стать таким же отважным мальчиком, как Тони!

Это вывело Мейми из себя:

– Да ты в двадцать тысяч раз отважней Тони, дуралей ты этакий! Разве трудно понять – ТЫ САМЫЙ ХРАБРЫЙ МАЛЬЧИШКА НА СВЕТЕ!!!

Питер долго и недоверчиво смотрел на девочку, а когда наконец понял, ЧТО она сказала, издал радостный боевой клич.

– …И если хочешь, – потупив глаза, добавила Мейми, – ты можешь подарить мне поцелуй…

Питер начал неохотно стягивать с пальца наперсток. Он решил, что Мейми передумала расставаться со столь ценной вещицей.

– О нет! Я совсем не это имела в виду, я имела в виду не… поцелуй. Я хотела сказать – наперсток. Подари мне наперсток!

– А это еще что такое? – опешил Питер.

– Вот что это такое, – Мейми набрала побольше воздуха и чмокнула Питера в щеку.

– Хм… Да я с огромным удовольствием подарю тебе наперсток, – расплылся в улыбке Питер и осторожно поцеловал Мейми. И тут блестящая идея пришла ему в голову:

– Знаешь что, Мейми, а давай с тобой поженимся!

Вам это может показаться странным, но точно такое же предложение было готово сорваться с губ Мейми.

– Да я бы с удовольствием, – ответила она, – только хватит ли нам двоим места в твоей лодочке?

– Хватит. Если мы покрепче обнимемся…

Послушай, Питер, – сказала Мейми, когда они направлялись к берегу (причем произнесла таким тоном, который, по ее мнению, должен быть у невесты – то есть несколько жеманно и капризно), – а как ко мне отнесутся твои птицы?