Урсула Уильямс - Гобболино — ведьмин кот

О Господи, говорил он себе, как жестоко то, что они задумали! До чего несправедливо! До чего гадко! Подумать только, как будут горевать родители! Чтобы бедная девушка в день своего рождения уснула на сто лет! Нет, не бывать этому! Ни за что я не буду участвовать в такой жестокости. О Боже, ну почему, почему я родился ведьминым котом? Почему? Зачем?

И, оставив котел булькать, как ему вздумается, котенок пошел в угол, свернулся клубочком и уснул.

На этот раз ведьма и Сутика вернулись домой раньше обычного.

Сердце у ведьмы было не на месте: всю ночь, летая по своим делам, она беспокоилась о волшебном зелье.

— А что, если этот дурак будет мешать слишком быстро? Или слишком медленно? А вдруг у него погаснет огонь? А что, если он обожжется и выронит ложку? Ох, Сутика, не надо было мне сегодня улетать! Если это зелье не сварится как следует, то все мои надежды рухнут.

— Ну что вы, дорогая моя хозяйка! Оно не может не свариться, как следует. Братец мой глуп и невежествен, но у любого котенка хватит ума, чтобы всю ночь мешать в котле. Вам нечего опасаться, уверяю вас.

Но на душе у ведьмы все-таки было неспокойно, поэтому задолго до рассвета она развернула свою метлу и полетела к Ураганным Горам так стремительно, что у Сутики, тоже сидевшей на метле, в усах свистел ветер.

«Фью-у-фить», — слышалось с неба, а внизу, в городах и селах, люди говорили друг другу: «Тшш! Это над нами пролетает Сутика, ведьмина кошка».

У входа в пещеру ведьма соскочила с метлы и бросилась внутрь. Сутика последовала за ней, но куда спокойнее, потому что была уверена: хоть Гобболино и глуп, но не настолько, чтобы ослушаться ведьму, и он не перестает помешивать варево в котле.

Можно вообразить себе ее гнев, когда она увидела, что под котлом лежит серый слой пепла, что зелье, конечно, и не думает булькать и — самое ужасное! — что Гобболино спит, свернувшись клубочком, в своем обычном углу.

— Олух несчастный! — взвизгнула ведьма, подняв Гобболино за шкирку. — Что все это значит, тварь ты проклятая!

— Это было бы слишком жестоко! — всхлипывая, отвечал Гобболино. — Сударыня, я не мог этого сделать! Я правда никак не мог!

— Жестоко! И это говорит ведьмин кот! — воскликнула ведьма и стала трясти Гобболино в воздухе. — Ты что же, не хочешь быть жестоким? Не хочешь быть плохим? Не хочешь быть злым? Не хочешь быть неблагодарным? У тебя душа домашнего кота, у тебя помыслы домашнего кота, и выглядишь ты как домашний кот. И отныне ты будешь домашним котом!

И она с воплем ярости швырнула Гобболино в котел.

Гобболино барахтался в котле, а пузыри поднимались и булькали. Если бы зелье кипело, он бы, конечно, умер, но огонь погас достаточно давно, и оно успело остыть.

В конце концов ведьма выудила котенка из котла палкой и швырнула его, мокрого и дрожащего, на каменный пол.

— Хо-хо-хо! — злорадствовала она. — Посмотрела бы сейчас на тебя твоя мать! Она и раньше-то тебя стыдилась, а теперь ей было бы в десять раз стыднее — такой ты стал красавец. Хо-хо! Ты, бестолочь домашняя!

— Я и хочу быть домашним котом, — бесстрашно ответил ей Гобболино. — Может, кому-то и нравится быть ведьминым котом, но только не мне! Ведьмы жестокие, злые и скверные. Они поступают дурно и приносят людям несчастье. И кончают они плохо, и никто и них не жалеет. Они гадкие! Гадкие! Гадкие!

— Что! Я тебе еще не заткнула глотку? — взвизгнула ведьма и бросилась на Гобболино, чтобы швырнуть его в пропасть, но котенок успел увернуться, а Сутика, уже вскочив на метлу, крикнула: «Прыгай ко мне за спину, брат! Быстро!»

Гобболино прыгнул на метлу в то самое мгновение, когда ведьма снова попыталась схватить его за хвост.

Вверх-вверх-вверх, все выше и выше, стремительно поднималась метла, и вскоре ведьминых воплей и рассерженных выкриков стало уже не слышно, а серые вершины Ураганных Гор сделались похожими на тени.

Гобболино тошнило, у него кружилась голова от страха, он только и мог, что, закрыв свои прекрасные глаза, прижиматься изо всех сил к своей сестричке Сутике и снова и снова благодарить ее за то, что она спасла ему жизнь.

— Не нужны мне твои благодарности, — резко оборвала его Сутика. — Ты позор всей нашей семьи, и я надеюсь, что больше мы с тобой никогда не увидимся. Но как-никак ты мой родной брат, и я не желаю видеть, как ты летишь в пропасть.

— А что с тобой-то будет, когда ты вернешься без меня? — спросил Гобболино.

— Пфф! Я куда больше смыслю в нашем деле, чем моя хозяйка-ведьма, — презрительно фыркнула Сутика. — Она и волоска у меня на голове тронуть не посмеет. Так что обо мне не беспокойся, а постарайся стать в будущем достойным котом. Хотя да! Теперь, я думаю, говорить об этом уже поздно.

Ее слова сильно озадачили котенка, но у него перехватывало дыхание, и он не мог спросить, что сестра имеет в виду. Ему оставалось только одно: отчаянно цепляться за ручку метлы, чтобы не упасть, пока они со свистом разрезали воздух. И ему было сейчас в десять тысяч раз труднее, чем когда-либо в жизни.

— Сестра, помедленнее, пожалуйста! Ну пожалуйста! Пожалуйста! — умолял он Сутику, но киска не обращала на него ни малейшего внимания.

А еще через несколько минут котенку стало совсем жутко, потому что Сутика сказала:

— Братец, я сейчас тебя сброшу. Мне пора возвращаться домой!

— Ох, нет, не надо, сестрица! Нет, пожалуйста! Что же со мной будет? — начал было всхлипывать Гобболино, но сестра презрительно одернула его:

— Не болтай глупостей! Делай то, что тебе говорят, и, когда я скажу «прыгай!», разожми лапы.

— Ох, нет, нет! — шмыгал носом Гобболино. — Я же разобьюсь, я вправду разобьюсь!

— Ерунда! — отрезала его маленькая сестричка Сутика. — Даже домашние кошки всегда падают на четыре лапы, это все знают.

И тут же она скомандовала: «Прыгай!» — и слегка подтолкнула котенка лапой.

Еще мгновение Гобболино отчаянно цеплялся за ручку метлы, а потом камнем полетел вниз-вниз-вниз.

Гобболино падал, не открывая глаз: он думал, что вот-вот умрет. Поэтому он не видел ни того, как его сестричка Сутика улетала на метле обратно, к своим Ураганным Горам, ни того, что под ним неторопливо текла извилистая река, она поблескивала между зеленых полей и коричневых пашен, которые стремительно неслись ему навстречу.

Так что Гобболино узнал о существовании реки только тогда, когда раздался оглушительный всплеск, и у него над головой сомкнулась вода, а потом все вокруг него закипело и забулькало, и он оказался на поверхности.

— Спасите! Тону! — закричал Гобболино и начал изо всех сил загребать лапами.

Это была та же река, где он когда-то, когда был еще ведьминым котенком, легко, как утка, проплыл несколько миль, но теперь оказалось, что он мог только беспомощно барахтаться, пока течение тащило его к огромному мельничному колесу: оно поджидало котенка за излучиной реки, а чуть выше по течению была ферма.