Каштру Сороменью - Истории Черной Земли

— Вот этими железными копьями, о которых ты спрашиваешь, они убивают друг друга! — гневно сказал старик.

Кингури попросил прощения у отца, но про себя принял решение во что бы то ни стало раздобыть железное оружие. Он решил, что уйдет из родного селения и вместе с покорным Иалой отправится на поиски луба.

Долгое время братья ходили из одного селения в другое, жили на становищах рыбаков и охотников, переплывали на легких челнах реки, но никогда не заплывали в озера, зная, что в их стоячих водах живут злые духи. В поисках луба братья прошли множество дорог и тропинок, они встречали людей из многих племен, но ни у кого не видали железных стрел и копий.

Сидя у входа в хижину, старый вождь Иала-Маку плел циновки и курил трубку. Но руки его дрожали, и мокрые стебли выскальзывали из пальцев. Старик дрожал не от холода, а от гнева. Не проходило и дня, чтобы ему кто-нибудь не жаловался на сыновей, которые ушли искать луба.

В течение многих ночей, когда ветры дули над равниной, свистя и разгоняя тучи, омрачающие небо, грохотали барабаны. Они призывали домой Кингури и Иалу, которые скитались неизвестно где. Но шли дни, а братья все не появлялись и не присылали никаких известий в ответ на призывы отца — великого вождя Иала-Маку.

На далекие чужие равнины долетали голоса барабанов страны Каланьи, и братья слышали их, понимали, о чем они говорят, но только пожимали плечами и хохотали, издеваясь над отцом.

А к старому вождю приходили лишь дурные вести. Люди жаловались, что братья насиловали женщин, поджигали хижины, воровали, много пили вина, а напившись допьяна, устраивали кровавые драки, которые нередко Кончались убийствами. Старый вождь Иала-Маку был в бешенстве.

Скорчившись в уголке хижины, старая Конти молча плакала о своих беспутных сыновьях. Ей казалось, что она любит Кингури больше, чем других двоих детей. Она жалела его, несчастного скитальца, покинувшего родной край. Мать не верила, что сын стал злодеем, как об этом рассказывали люди.

Но имя Кингури проклинали повсюду. В селениях, лежащих на равнинах Юга, когда гром гремел в черном небе, женщины говорили, что это кричит Кингури. И дети замолкали в страхе. Старики призывали на голову Кингури все кары богов. Старший сын вождя был признан самым страшным, самым жестоким человеком в стране Каланьи.

Однажды Иала-Маку сказал первой жене, Конти, что Кингури никогда не станет вождем бунго, потому что народ его ненавидит. И второй сын, Иала, тоже недостоин быть вождем, потому что он следует за братом повсюду, ослепленный его безумствами. Вождь мирного народа бунго должен быть добрым человеком, которого любит народ. А его сыновья недостойны этой чести. Когда к старому Иала-Маку придет смерть, он передаст власть вождя старшему сыну своей старшей сестры. Человеку той же самой крови, человеку доброму, настоящему бунго.

И старая Конти слегла. Она больше не вставала с циновки, плакала от горя дни и ночи до тех пор, пока не умерла. Снова загремели барабаны, призывая Кингури и Иалу вернуться домой, проститься с матерью. Братья слышали голоса барабанов, но не вернулись, потому что длинная дорога странствий вела их все дальше и дальше.

И когда наконец голоса барабанов сообщили братьям о том, что их мать, старая Конти, уже похоронена, не оплаканная сыновьями, в родной земле Каланьи, братья обнялись, и по щекам у них все-таки скатилось несколько капель слез. В эту ночь Кингури танцевал батуке и пел песню в память о матери. Потом он пил пальмовое вино до тех пор, пока ее образ не померк, не затмился среди видений, вызванных опьянением.

Кингури и Иала вернулись в родное селение туманным вечером, когда дикий ветер гнул стебли высокой травы до земли и тучи неслись над равниной по низкому темному небу.

Уже давно братья не слышали барабанов отца. Последний раз их голоса донеслись до Кингури и Иала в тот день, когда в родном селении хоронили старую Конти.

Много времени прошло со дня смерти матери. Кингури прошел по многим длинным дорогам, он пил вино во многих чужих пальмовых рощах, танцевал батуке на вытоптанных площадках многих селений, ловил рыбу во многих широких реках и любил стольких женщин, что уже потерял им счет.

Он побывал так далеко, что однажды смог увидеть отражение своего лица в спокойных и чистых водах реки Касаи. Он часто вспоминал потом, как испугался брат Иала, как бросился Лежать от берега, когда увидал смотрящие на него из спокойной поды алые глаза. Но братья недолго задержались на берегах Касаи. Кингури хотел уже пойти против ее течения, чтобы увидать истоки реки, никому до сих пор не известные — ни одно племя, жившее по берегу реки, не смогло похвалиться тем, что знает, где находится начало Касаи, — мечтал встретить там на род луба, но именно отсюда братья отправились в обратный путь, домой. И по дороге они уже не бесчинствовали, не пьянствовали.

Старый вождь Иала-Маку сидел перед хижиной и, как обычно, плел циновку, когда сыновья появились перед ним.

— Отец, мы вернулись, — сказал Кингури.

Но вождь даже не посмотрел на сыновей. Он давно убил в своем сердце всякую память о них. В ответ он только пожал плечами и сделал рукой небрежное движение, которое означало полное безразличие к тому, что они будут делать. Отцу было все равно, уйдут ли они снова из селения или даже из страны… Пусть делают что хотят!

Кингури не ожидал такой встречи. Он думал, что отец обрадуется возвращению сыновей. Он резко повернулся к нему спиной и быстро потел в свою хижину. В глазах у него сверкала такая злоба, что люди, встречавшиеся с ним, отводили глаза в сторону и поспешно уступали дорогу сыну вождя.

Чала остался сидеть на корточках рядом с отцом, опустив глаза, полный смирения. Но старик не захотел и с ним разговаривать. Слишком долго в отцовском сердце накапливался гнев, чтобы теперь старик смог их простить!

Бережно сложив тростниковые стебли в деревянный чан с водой, Иала-Маку позвал Луежи и, опираясь на ее руку, ушел в хижину. Рыжая собака вбежала во дворик и начала лаять на Иалу, не узнав его, как на чужеземца. Обозленный Иала вскочил и ногой ударил собаку. Жалобно завывая, поджав хвост, верный старый пес вождя побежал просить защиты у хозяина.

В эту ночь оба брата спали под одной крышей, не опившись, как обычно, вином. И ни одна женщина не разделила в эту ночь с ними циновки.

На рассвете, даже не поприветствовав отца-вождя, как полагалось по обычаю, они пошли в пальмовую рощу, на берег реки. Велико же было их изумление, когда, проходя мимо полей, где согнувшиеся женщины обрабатывали землю, они увидали сестру, которая, сидя на большом камне, руководила работами. Братья поняли, что теперь, по распоряжению отца, Луежи исполняет обязанности, которые раньше выполняла их мать, старая Конти.