Хью Лофтинг - Цирк доктора Дулиттла

— Пока еще нет, — беспечно ответил доктор. — К чему беспокоиться? Нам играть в театре еще неделю. А с Блоссомом я не виделся… дай-ка вспомню… дня три, не меньше.

— Вы должны брать свою долю каждый вечер, — настаивала Крякки.

— Зачем? Блоссом — человек честный.

— Честный, пока с него глаз не спускаешь, — язвителыю крякнула утка. — Послушайтесь меня и заберите у него то, что он вам должен. В нашей копилке деньги целее будут.

А пантомиму теперь давали дважды в день. Блоссом задолжал доктору очень много. Крякки несколько раз напоминала доктору о том, что он должен поговорить с Блоссомом, но доктору все было недосуг. Кончилась неделя, кончилась вторая, а Блоссом не показывался. Двуглавый тяни-толкай тоже приносил кое-какие деньги, на расходы доктору хватало, все были сыты, и Джон Дулиттл не тревожился.

И вот гастроли в Манчестере подошли к концу. Доктор и звери решили устроить прощальный прием и пригласить публику на чай. Было разослано сотни две, а может быть и больше, приглашений, отпечатанных на красивой золоченой бумаге. Госпожа Магг и Крякки с утра хлопотали на кухне. Вокруг фургона под деревьями расставили маленькие столики, украсили их цветами, заварили крепкий, душистый чай и напекли пирожных.

Пришли гости. Звери встретили их в костюмах из пантомимы, усадили за столы. Крякки разливала чай, а Хрюкки разносил на большом подносе пирожные. И хотя ему очень хотелось слизать с них крем, поросенок мужественно терпел. На прием прибыл даже мэр Манчестера с супругой и дочерью.

Следующим утром цирк собрался в дорогу и покинул Манчестер. Их путь лежал к небольшому городку в двенадцати милях к северу. Но не успел цирк прибыть на место, как хлынул проливной дождь. Земля сразу же превратилась в жидкое месиво, и циркачи решили пока не ставить шатры, помосты и загоны для зверей.

Прошел день, но дождь так и не прекратился, лило как из ведра. Для циркачей это было настоящее несчастье — кому в такую погоду захочется вылезать из теплого уютного дома и идти под дождем в цирк?

— Ничего страшного, — успокаивал доктор зверей на третий день. — Мы хорошо заработали в Манчестере и можем теперь не беспокоиться о деньгах.

— Раньше надо было беспокоиться, — недовольно крякнула утка. — Деньги-то все еще у Блоссома, а не у нас в копилке.

— Я видел Блоссома сегодня утром, — поморщился кик от зубной боли доктор. Утка твердила одно и то же целыми днями, и ему это было неприятно. — Блоссом сказал мне, что мы заработали в Манчестере так много, что он побоялся держать такие деньги в фургоне и положил их о банк.

— А почему он не взял их из банка, когда уезжал из Манчестера, и не отдал вам вашу долю? — настаивала Крякки. — Моя копилка надежнее любого банка.

— Но мы уезжали из Манчестера рано утром, — продолжал оправдывать Блоссома доктор. — Банк еще был закрыт.

— И что же, он оставит наши деньги в банке навсегда?

— Не волнуйся, Крякки, сегодня Блоссом привезет деньги. Утром, когда я к нему пришел, он седлал лошадь и собирался в Манчестер за деньгами. Ох, не завидую я ему — ехать верхом двенадцать миль под проливным дождем!

Содержать цирк очень непросто и недешево, зверей надо кормить, артистам и служителям платить деньги. И пока в эти ненастные дни цирк Блоссома стоял под проливным дождем без единого зрителя, он вместо дохода приносил одни убытки.

Крякки продолжала выговаривать доктору за легкомысленность, и тут дверь приоткрылась и в фургон заглянул служитель зверинца.

— Извините, господин доктор, — сказал он. — Хозяин псу вас?

— Нет, — ответил Джон Дулиттл, — господин Блоссом с утра уехал в Манчестер и обещал вернуться к двум часам дня.

Служитель почему-то не на шутку встревожился.

— Как же так? — недоумевал он. — Хозяин ведь знал, что сегодня привезут еду для зверей. Все запасы у нас вышли, и сейчас у ворот стоит поставщик с двумя возами сена и мясом для льва, но он грозится уехать, если не получит тридцать шиллингов. Денег у меня нет, и звери останутся голодными.

— Наверное, господин Блоссом забыл об этом, — успокоил служителя доктор. — Я заплачу поставщику, а когда Блоссом вернется, получу с него деньги. Крякки, подай мне, пожалуйста, копилку.

— Что я вам говорила! — крякнула утка, и у нее от гнева перья встали дыбом на голове. — Вместо того чтобы получить с Блоссома собственные деньги, вы еще платите по его счетам! Помянете вы мои слова, да будет поздно — обманет вас Блоссом, а мы опять останемся без гроша.

— Животных в зверинце нельзя морить голодом, — ответил доктор, вынул деньги из копилки и передал их служителю. Не пропадут наши деньги.

Затем приходили то конюх, То дрессировщик, то акробат, все они говорили, что им срочно понадобились деньги, что Блоссом обещал заплатить им, и доктор снова брался за копилку. К полудню копилка опустела.

Блоссом не вернулся ни в два часа, ни в три.

— Его что-то задержало, — успокаивал доктор себя и Крякки, которая уже места себе не находила. — Блоссом скоро вернется. Он честный человек.

В четвертом часу дверь распахнулась и в фургон вбежал промокший О’Скалли.

— Что случилось? — удивился доктор.

— Госпожа Блоссом тоже исчезла! — выпалил пес. — Поначалу я думал, что дверь в их фургоне заперта, но потом толкнул ее носом, и она открылась. В фургоне пусто. Ни Блоссома, ни его жены, ни сундуков. Кажется мне, что дело тут нечисто.

Новость, принесенная О’Скалли, удивила доктора. Человек он был доверчивый и честный, поэтому и всех остальных считал честными людьми. Он нахлобучил на голову свой потертый цилиндр и вышел в дождь вслед за псом.

Как и сказал О’Скалли, в фургоне Блоссома было пусто. Исчезло все. Только на полу валялись обрывки ненужных бумаг и старое тряпье, которое уже ни на что не годилось. Все выглядело так, словно жильцы фургона спешно покинули его.

Доктор непонимающе оглядывался вокруг, когда кто-то прикоснулся к его плечу. Это был Мэтьюз Магг.

— Ну и как вам это нравится? — спросил он. — Чтобы принести из банка деньги, вовсе не обязательно прихватывать с собой в дорогу сундуки. Спросите у меня, увидим ни мы когда-нибудь еще нашего хозяина, и я вам твердо отвечу: «Нет, никогда».

— Не спешите обвинять его, Мэтьюз, — возразил доктор. — Он же обещал, что вернется, и я пока склонен думать, что он сдержит слово. А сундуки — его собственность, и он волен делать с ними что угодно.

— Он делает что ему угодно не только со своими сундуками, но и с нашими деньгами, — проворчал Мэтьюз Магг. — Не в моих правилах видеть в каждом встречном мошенника, но на этот раз, сдается мне, нас оставили в дураках. Плакали наши денежки, господин доктор.