Элвин Уайт - Паутинка Шарлотты

— Очень вкусные. Конечно, я не съедаю их целиком. Я высасываю из них кровь. Я привыкла так питаться, — сказала Шарлотта, и ее приятный голосок зазвучал теплее.

— Ты говоришь ужасные вещи! — ужаснулся Вильбур. — Ну пожалуйста, не надо так!

— Почему же? Это правда, а я всегда говорю чистую правду. Нельзя сказать, чтобы мне нравились комары да мухи, но так уж устроены пауки. Им приходится расставлять капканы и ждать, пока добыча не попадется в сети. Я из рода пауков и поэтому плету сети и ловлю насекомых. И моя мать плела сети, и бабушка. И все мои родственники плели сети. И много-много тысяч лет тому назад мои предки-пауки тоже раскидывали сети и поджидали добычу, как и я.

— Плохая наследственность, — мрачно заметил Вильбур. Он был расстроен от того, что его новая подруга оказалась кровопийцей.

— Ты прав, — согласилась Шарлотта. — Но это не моя вина. Я не знаю, кому из пауков первому пришла в голову великолепная мысль соткать паутину, но, так или иначе, паутина была соткана, и это был мудрый поступок. И с тех пор мы всегда так делаем. Если подумать, паутина — неплохая штука!

— Какие вы, пауки, жестокие! — воскликнул Вильбур, который твердо стоял на своей точке зрения.

— Не тебе об этом судить, — возразила Шарлотта. — Тебе приносят готовую еду в ведре. А меня никто не кормит. Я живу своим умом и сама добываю себе пищу. Мне нужно быть хитрой и ловкой, чтобы не умереть с голоду. Я должна иметь терпение, чтобы подкараулить тех, кто случайно попадется мне в сети. И выбирать уж не приходится. Так получается, что моя случайная добыча — комары да мошки, мотыльки да блошки! Более того, — продолжала Шарлотта, назидательно потрясая одной ножкой, — представляешь, что бы произошло, если бы я не ловила мух и прочих насекомых? Они бы расплодились на земле в невероятном количестве и заняли бы столько места, что никому другому не осталось бы!

— В самом деле? — спросил Вильбур. — Мне бы этого совсем не хотелось. Значит, действительно, твоя паутина — неплохая штука.

Гусыня услышала этот разговор и усмехнулась.

«Вильбур еще многого не понимает, — подумала она. — Он еще совсем маленький, наивный поросенок. Он даже не знает, что с ним случится под Рождество! Он и не подозревает, что мистер Цукерман и Лерви собираются его зарезать!» Гусыня привстала, поправила клювом яйца и уселась поудобнее, чтобы ее потомство не замерзло.

Шарлотта зависла над мухой, готовясь ее съесть. Вильбур лег и закрыл глаза. Он устал и от бессонной ночи, и от ожидания встречи с новым другом. Ветерок принес аромат клевера — сладкий запах Большого Мира, который находился за забором.

«Ну так что ж? — подумал поросенок. — Я приобрел друга. И это хорошо. Но водить такую дружбу опасно. Шарлотта злая, жестокая, коварная кровопийца. Мне такие не нравятся. Как я смогу ее полюбить, даже если она красивая и умная?»

Вильбура терзали сомнения и страхи, которые часто возникают при новом знакомстве.

Вскоре Вильбур понял, что ошибался. На первый взгляд Шарлотта казалась безжалостной и свирепой, но на самом деле у нее было доброе, отзывчивое сердце, и она оставалась ему верным и преданным другом всю свою жизнь.

Первые дни лета — самое хорошее время на ферме. Цветет сирень, наполняя воздух сладким ароматом. Вместе с сиренью расцветают яблони, и пчелы вьются над распустившимися цветками. Стоит солнечная, теплая погода.

Занятия в школе закончились, и у детей появилось свободное время, чтобы поиграть и половить форель в излучине ручья. Эвери часто приносил домой форель, такую упругую и свежую, что хоть сразу клади ее на сковородку и жарь на ужин.

Теперь, когда больше не нужно было учиться в школе, Ферн ходила на скотный двор почти каждый день и тихонько сидела там на своей табуреточке. Животные к ней привыкли. Овцы спокойно ложились у ее ног.

В начале мая рабочих лошадей обычно впрягали в сенокосилку, и мистер Цукерман, взобравшись на сиденье, выезжал в поле. Каждое утро было слышно стрекотание и лязг сенокосилки, которая ездила туда-сюда, подрезая траву, падавшую длинными зелеными волнами под острыми ножами. После сенокоса, если не было грозы, все, кто был на ферме, помогали сгребать сено, ворошить его и укладывать на высокую телегу, на которой его перевозили в сарай.

Ферн и Эвери любили залезать на самый верх груженой повозки, чтобы ехать домой. Затем свежее сено кидали на сеновал, и весь сарай наполнялся нежным запахом тимофеевки и клевера. Как хорошо было попрыгать на куче сена или зарыться в него с головой! А иногда Эвери находил в траве ужа и совал его в карман, в придачу к уже имеющимся сокровищам.

Первые летние дни — настоящий праздник для птиц. В поле, у дома, в сарае, в лесу, на болоте — везде раздается их звонкий щебет и пение. Они вьют гнезда и высиживают птенцов. С лесной опушки доносится свист и щелканье щеглов, которые, верно, прилетели сюда из самого Бостона:

— Чувик-чувик! Чувик-чувик!

На яблоневой ветке, раскачиваясь и подрагивая хвостиком, заливается чибис:

— Чьи вы? Чьи вы?

Серый воробей, который знает, как прекрасна и быстротечна жизнь, чирикает:

— Чик-чирик! Чики-чики-чик-чирик!

А если вы откроете двери сарая, ласточки высунут головы из гнезда под карнизом и засвищут:

— Фьюти-фьють! Фьюти-фьють!

Летом земля покрывается зеленым ковром, и дети постоянно грызут какую-нибудь травинку или соломинку.

Стебли одуванчиков наполняются белым молочком, пестрые головки кашки тяжелеют от нектара, а в глубине цветка настурции спрятана капелька холодного терпкого сока.

Куда ни бросишь взгляд — всюду жизнь. Даже в капельке росы на цветочном стебельке шевелится букашка, а на обратной стороне картофельного листа жучок откладывает оранжевые личинки.

В один из летних дней на ферме произошло важное событие: у гусыни вылупились гусята.

Как раз в это время Ферн сидела в сарае, на своей табуреточке. Шарлотта первая, не считая, конечно, самой гусыни, узнала о том, что на свет появились птенцы. Гусыня еще накануне почувствовала, что они вот-вот проклюнутся, — она слышала их слабый писк сквозь яичную скорлупу. Она знала, что гусятам было неудобно сидеть, скрючившись, в яйце и что птенцы с нетерпением ждут момента, когда они смогут разбить скорлупу и выйти наружу. Поэтому гусыня притихла и ни с кем не разговаривала.

Когда первый гусенок высунул серо-зеленую головку из-под маминого крыла и осмотрелся, Шарлотта заметила его и объявила:

— Я полагаю, каждый из присутствующих здесь будет рад узнать, что гусыня, которая без устали трудилась в течение месяца, проявляя безграничное терпение, наконец добилась успеха: у нее родились гусята! Дорогая гусыня! Поздравляем вас от всего сердца и желаем всяческого благополучия.